Моё творчество. Однострочники по "ГП".

[grey-kite]

Третий пост с ними в этом дневнике, т.к. поднимать запись годичной давности не представляется мне разумным.

Со старым фандомом всё же не кончено. Пусть даже и в такой форме.

СП-25 Джеймс Сириус Поттер/Роза Уизли. "В тихом омуте водятся черти, психи и ты, кузина".

Джеймсу С. Поттеру уже двадцать один, он курит дорогие сигареты, почти не таясь, и проходит практику в Министерстве. У него, само собой, есть компания - дружки и подружки, того же круга и образа жизни, так что можно порой расслабиться в каком-нибудь не самом неприличном заведении. Джеймс С. Поттер - респектабельный молодой человек, а взгляд у него слишком цепкий и наблюдательный для ничем особенным не выделяющегося мага, пусть даже сына того-самого-Поттера. Джеймс редко смотрит людям в глаза - прищуриться или выпустить дым как бы случайно, мало ли способов.
Но на Роуз это не действует.
Роуз знает Джеймса С. Поттера лучше многих, хотя и она не знает всего - что ж, Джеймс поставил бы на то, что и он всего не знает о ней.
Рыжая, думает он, наблюдая. Тихая, скромная рыжая - вот и всё, что снаружи. Говорят, она с недавних пор работает на его отца, но кто скажет точно. О том, на кого чуть дольше работает Джеймс - молчат, и каждый разговор с Роуз - игра с огнем. Никто точно не уверен.
Они встречаются в коридоре Министерства, встают чуть вдали от основного потока людей.
- В тихом омуте водятся черти, психи и ты, кузина, - Джеймс смотрит на не слишком красивое веснушчатое лицо и снова думает, что внешность обманчива. "Рыжая" – его мысль почти нежна.
Роуз улыбается странно - словно услышала что-то неприлично-забавное, чего никак не ожидала именно от него.
- А к кому ты относишь себя?
- Псих, наверное, - беззаботно пожимает плечами Джеймс, да и правда - они все психи, ввязавшиеся в политическую игру.
А Роуз - нечто среднее между психом и чертом, и кто его знает - может, именно поэтому она победит.
Джеймс тщательно давит в себе плохое предчувствие.


НП-17 Гарри Поттер|Луна Лавгуд. "Рождество - это миг до рассвета"

Луна Лавгуд - давно, конечно, не Лавгуд, а Скамандер. Но такая же слегка нездешняя, как была в школе, прозрачно-светлые глаза смотрят насквозь и дальше, словно ей всё понятно - и незачем тратить время на разговоры о том, что понятно и так.
Её слова падают редко и звонко, жемчужными каплями.
Гарри по-прежнему плохо её понимает, в голове просто не помещается мир, каким его видит Луна - глубоким, слегка размытым и предельно ясным в то же самое время, полным затаенных печалей и радостей. Но когда он вот так стоит и молчит рядом с ней, кажется, что к этому миру можно слегка прикоснуться. От этого на душе становится по-особенному спокойно, даже если всё рождественское настроение выпало из карманов, и собрать его уже невозможно.
Слишком тревожный год. Гарри хотелось бы остановить время, но даже маг не может всего. Даже глава Аврората и вероятный преемник Кингсли.
Луна далека от министерских интриг и политических соображений, как Плутон от Солнца. Она глядит в небо, а потом оборачивается - с тем же прозрачно-светлым взглядом, смотрящим насквозь и дальше, и почти улыбается, словно прочитав тревожные мысли.

- Миг до рассвета. Миг, когда надежда открывает глаза. Вот что такое Рождество.

Он кивает. В присутствии Луны почему-то очень легко надеяться на рассвет.


НП-36 Невилл Лонгботтом/Джинни Уизли. "У меня нет мужа. Давно. Давай притворимся, что мы - вместе. Все-таки Рождество - семейный праздник"

Профессор Лонгботтом приходит в гости к чете Поттеров на Рождество. Как заведено.
Когда-то он приносил рассказы о школьных успехах и похождениях их детей. Теперь это в прошлом.
Когда-то Гарри ещё находил время, до своего превращения в "министра Поттера" с совсем другим взглядом на людей и вещи. Когда-то Джинни готовила очень вкусный пирог с сюрпризом.
Впрочем, Джинни и сейчас его готовит.
Только кусок не лезет в рот, а дом пустой, и часы тикают, нелепые маггловские часы с обычными стрелками. Будь здесь традиционные часы Уизли, стрелка осталась бы только одна - Джинни.
Тарелки пусты, свечи погасли, Джинни смотрит в окно. Невилл думает, что она ждёт мужа.

- Гарри... он не придёт, - Невилл слышал о нестабильной обстановке и междепартаментских совещаниях. - Он твой муж, но...

- У меня нет мужа. Давно, - слова Джинни режут воздух и повисают льдинками. - Что бы ни думали остальные.

Невилл не знает, что ответить. Виси над головой омела - было бы легче.

- Так что обними меня. Давай хотя бы притворяться. Всё-таки, - её усмешка усталая и невеселая, - Рождество - семейный праздник.

Невилл поступает именно так, и целует её куда-то в волосы. Притворяться.

Ничего не исправить, время треснуло безнадёжно.

Только это ему теперь и остаётся.


НП-42 Рудольфус Лестрейндж/Беллатрикс Лестрейндж, "А я чем тебе не подарок?"

Не лучшее занятие - стоять, намертво сцепив за спиной в замок руки. Стоять, смотреть в окно и не видеть. Взгляд бесцветно скользит по стеклу и снегу за стеклом.
Пустота где-то там, под сердцем. Нужно ли было стараться, выводя из-под удара тех, кого возможно, если без войны не получается жить - как без наркотика.
Впрочем, он ещё может переломаться. Она - вряд ли.
Мысль причиняет боль. Но он просто не привык себе врать. Специфика деятельности не способствует.
Усмешка - неживая почти. В довесок бесцветному взгляду.
"Хочу подарок на Рождество. Настоящий", - она на кровати с ногами, во взгляде бездна. Гаснущая вспышками свечка, зажженная этой войной.
"А я чем тебе не подарок?" Что жив, что сделал за эти полтора месяца столь многое – на пределе возможностей. Что добыл информацию, которая может быть важной.
Но она привыкла. Привычное не может быть подарком, присутствие опоры можно ощутить, только выдернув.
Он так не поступит.
Не с ней.
Это их маленький секрет – пламя и тень; раскрывать - лишнее.

Лучшим подарком для неё была бы настоящая операция. Выбитая ногой дверь, и напарник, прикрывающий спину, и чувство выполненного долга. Эйфория.
Наркоманка, его жена - наркоманка войны.
Как и он сам.
Но с этим ничего не сделать. Только ждать.

А возможно, эта информация о Лонгботтомах действительно...достойна проверки.


НП-60 Сивилла Трелони. Пить, чтобы заглушить видения грядущей войны, посылаемые Самайном. "Кто же знал, что проклятие Кассандры перейдет ее потомкам?" NH!

Глоток.
Следующий.
И ещё.
А в пузатой бутылочке, между прочим, до сих пор булькает. Стратегический запас, так сказать.
Мысли становятся сначала лёгкими, как облака, а потом тяжелыми, как могильные плиты. Под этими плитами хорошо хоронить видения.
Пророчицы иногда этим занимаются, только - тс-с-с!
Сибилла прикладывает палец к губам и красноречиво смотрит на своё отражение.
Как хорошо закутываться в шали, заботливо развешивать по стенам ковры, особые травы и звёздные карты, а на полки расставлять хрустальные шары и карточные колоды в случайном порядке. Хорошо загадочно смотреть из-под очков - без них лицо голое и подозрительно молодое. Хорошо делать вид, что всё-всё-всё знаешь.
А вот видеть - не так уж хорошо. Кто бы ни посылал до тошноты чёткие картинки - кровь, стекленеющие глаза, мальчишки и девчонки, слишком уверенные в себе и сшибающиеся насмерть. Боль и непонимание.
Сибилла не хочет. Её видения - ряды могил с мертворожденными, алкоголь топит их как котят, не успевших открыть глаза.
Глоток.
Всхлип.
Сибилла знает, что это хорошо не кончится. Разум замирает, способности уходят, и туман в хрустальном шаре однажды может не рассеяться вовсе.
Но у неё слишком слабые плечи для родового проклятия, даже если она никогда не признается в этом вслух.


НП-43 Рудольфус Лестрейндж/Пэнси Паркинсон, поствар, постхог, небольшое АУ (Лестрейндж жив и не в Азкабане), вынужденное празднование Рождества вместе.

В это Рождество Панси хотелось забиться в нору. Туда, где темно и тихо. Можно ещё с табличкой "Вход воспрещен".
Она могла бы запереться в спальне и не выходить. Лежать, свернувшись, и глядеть, как в камине дотлевают воспоминания. Отвратительно.
Но ещё отвратительней, что у неё ничего не вышло.
Гость, вообще говоря, прибыл к отцу. И целых два дня всё шло неплохо, но Адам Паркинсон отбыл на Рождество к Малфоям - реабилитация перед обществом, так сказать, а гостю там, разумеется, было не место. Соображения конспирации. Отлично известно, что Лестранж разыскивается - за сведения в его слишком умной голове Аврорат готов много отдать.
И вот теперь Панси вместо того, чтоб забиться в нору, сидит с ним за одним столом. Хозяйка, так-растак. Держать лицо и контролировать магию: это только у магглов "прожечь взглядом дырку" - просто метафора.
А Лестранж неторопливо ест и не обращает на неё внимания.
А ведь у Панси породистое лицо, и волосы черные - уже отросшие, но год назад стриженные "под Беллу". И темные омуты глаз - она ими умеет смотреть.
- Если хочешь - приходи, - роняет он, поднимая взгляд. Внимательный, слегка оценивающий.
И Панси понимает, что для него это ничего не стоит - такая цена, которую она могла запросить за необходимость сидеть и изображать хозяйку. Много раз, много женщин - она видит это в его глазах. Это даже не заслуживает её гнева. Сухая констатация факта, ставшего таковым ещё до того, как Панси была зачата.
- Не потому, что ты чем-то на неё похожа. Просто если захочешь, - добавляет Лестранж.
"Мне не трудно". Это ему добавлять не надо. Не трудно и не нужно - почти синонимы.
Панси опускает глаза. Такими гость точно не должен их видеть.
И теперь она точно ни за что к нему не придет.
Лучше действительно дождаться полуночи и запереться в спальне - наедине с дотлевающими воспоминаниями и какой ни есть, но всё же оставшейся гордостью.


У-31 Джеймс Поттер, лето 1981, планировать побег из страны, NH!

Эмиграция - не слишком удачное слово. От него неприятный привкус на языке.
Впрочем, "побег" - ещё хуже. Звучит так, словно он струсил.
А Джеймс Поттер - кто угодно, только не трус.
Но он не может не думать, что на континенте их не достанут. Эта охота, постепенно сжавшееся до пределов их дома кольцо окружения.
Он, кстати, слышал, что Ордену не мешали бы контакты за пределами Британии. У противника дела с этим обстоят лучше.
Интересно, даст ли директор разрешение под таким соусом, или загадочно посмотрит и скажет, что всё-таки - нет?
Вычисления на эту тему потруднее стандартных расчётов для боевых операций.
Джеймс смотрит в потолок, а Лили поёт их сыну какую-то маггловскую детскую песенку. Ей светло и не страшно, а вот Джеймсу всё-таки страшно - за них.
Но он не трус, это просто вариант. Тактический ход, как мог бы сказать кто-нибудь из знакомых авроров.
Надо будет поговорить об этом.
Чуть-чуть позже.
И, пожалуй, уехать в конце осени, хорошенько всё подготовив.


У-4 Беллатрикс Блэк|Рудольф Лестрейндж|Ивэн Розье, юность. "Кто улыбнётся ей - и выживет - я перед тем снимаю шляпу". NH!

Белла смеется, запрокинув голову, и волны иссиня-черных волос стекают по открытым плечам.
Танцевать с ней - всё равно что танцевать с пламенем, но Ивэн соглашается без колебаний, когда она тянет его в освещенный круг - первого.
Потом об этом будут шептаться – спотыкаясь на полуслове, стоит только Белле повернуться и посмотреть. Даже Малфой не имеет наглости продолжать улыбаться - вроде бы понимающе и слегка гадко - когда её исчерна-синие глаза вопьются ему в лицо.
Рудольф у стены, в темноте, едва заметно кивает.
- Никто не смеет. Слышишь, Ивэн, - шепчет она, изгибаясь, как язык огня, шепчет так, чтобы только он мог слышать, - никто не смеет...
- Никто, - отзывается он в заданном ей ритме танца.
- Никто, кроме нас, - присоединяется Рудольф тихой усмешкой, вступая в круг.
Белла не улыбается, её глаза широко распахнуты, и Рудольф смотрит в них без страха, а Ивэн думает, что давно пора изобрести танец, который танцуют только втроём. Они. Перед кем, кажется, готовы в восхищении стащить шляпы, видя, как сплетаются ладони, как слаженно действуют чары, как отточены движения. Алые, как огонь, губы изгибаются в ответ, когда Рудольф наконец позволяет себе улыбку.

Кто выживет, улыбнувшись пламени, шагнув в огонь?
Никто, но двое шестнадцатилетних мальчишек ещё не знают об этом.