Мне больше всего из мной виденных импонирует эссенская версия мюзикла - собственно, по ней и делаю наблюдения.

И то, как показана в эссенской версии история Рудольфа - нравится, поскольку здесь он показан вполне самостоятельной фигурой, которой просто... чего-то не хватило. Так бывает. Не хватило, вероятнее всего, того количества внутренней силы и упрямства, которых в достатке у его матери, Элизабет. Но тем не менее, он действует, хотя и слаб, он пытается даже танцевать со Смертью на равных - что получалось только у его матери и закономерно только наполовину удается ему, но таки пытается. И политическая линия в короткой истории кронпринца намечена лучше, и начинает развиваться раньше, чем Рудольф второй раз встречает Смертя - то есть не Смерть толкнул его на противостояние отцу и слепоте "старого мира", а вполне себе сам Рудольф это выбрал.
Кстати, вот любопытный момент - в сцене "Веселый апокалипсис" рассказывается о видении Элизабет во время родов:
"Она видела красные флаги,
Массы людей на Балхаусплатц,
Они грозили поднятыми кулаками.
Она видела баррикады
И на них собственного сына –
В качестве вождя революции!"

Если рассматривать - как я делаю обычно - сюжет мюзикла не как только любовную драму, а как историю о судьбе личности и судьбе мира, отражающихся и переплетающихся, то здесь - в линии взаимодействия Элизабет с сыном - прослеживается еще более явственный элемент все того же ее противостояния собственному... предназначению или чему-то подобному. Она постоянно борется, уже потеряв смысл этой борьбы - потерю смысла во всей красе мы и наблюдаем во втором акте, который представляет собой падение, тогда как первый был восхождением, в том числе восхождением "вопреки". Служение самой идее свободы ото всех и всего вообще, существующего и несуществующего... Но, впрочем, я сейчас не об Элизабет.

Рудольф похож на нее, действительно является ее зеркалом в какой-то мере, как в мюзикле и поется. И желает взять на себя ту самую роль, продолжить изменения в мире, которые что так, что так, должны совершиться, конечно, вопрос только - каким путем и через какое место что.
Собственно, поэтому и привлекает Смертя.
Что до Смертя самого - он по сути с Рудольфом играет, конечно. Смотрит на то, сможет ли тот подойти в качестве... партнера для танца (полагаю, упрямство Элизабет в том, что она делает с собой и, косвенно, с миром, способно достать даже нечеловеческую сущность на каком-то этапе, тем более - посланную в пешее эротическое нечеловеческую сущность). И при этом он, по сути, ничего не теряет и от противоположного исхода - как уже выше сказано, старому миру все равно пора. Я предназначение Смертя - "разрушение" - трактую достаточно глобально, плюс некоторые его собственные реплики в ходе бесед с Элизабет и Рудольфом намекают на то же - глобальные изменения, сопровождаемые войнами, социальным брожением и всем подобным, тоже его "сфера деятельности", в некотором роде.
Кстати, при этом, возможно, он переносит на Рудольфа и еще какие-то черты своей специфики отношений с Элизабет - но именно при условии "партнерства в танце по расшатыванию и демонтажу". Поскольку потом, в "Майерлинг-вальсе", когда Рудольф сосредоточенно гоняетя за пистолетом и выбирает уход - в этой версии он сам подносит пистолет к виску, Смерть только слегка способствует, раз уж юноша определился в данную сторону - в этой сцене Смерть целует Рудольфа отстраненно, именно что по своей обязанности, и оставляет - с легким сожалением в жесте. Не судьба, что называется.

И вот какой момент еще интересен - вообще, в мюзикле есть паралеллизм отдельных сцен и музыкальных фрагментов, как и полагается в нормальных мюзиклах (Чиора подтвердила, что это таки характеристическая черта). И разговор Рудольфа с матерью к концу своему тоже параллелится - со сценой скандала Элизабет и Софи, когда Франц-Иосиф дает жене понять, что вмешиваться в конфликт на ее стороне не намерен.
"Значит, ты бросаешь меня одну..." - "Значит, ты отказываешься от меня..."
Практически одинаковые завершающие реплики с практически одинаковой интонацией в итоге. Забавно, как Элизабет становится на место отвергающего значимого человека сама, и печально - тоже. Впрочем, изменения, произошедшие в ней, демонстрирует еще разговор с призраком отца, так что к этому моменту все должно быть ясно. Реплики одинаковые, а вот дальнейшее поведение - уже свидетельствует о наличии или отсутствии внутренних резервов. Элизабет на своем месте поет "Я принадлежу только себе" и начинает целеустремленное движение к свободе, а Рудольф погружается в отчаяние.
Итог закономерен.

Но все же, хотя данный персонаж - нервный и травмированный противоречивым воспитанием юноша - он действительно симпатичен мне больше, чем невнятное чмо из венской-2005, которого к тому же Смерть едва ли не откровенно лапает, забавляясь в процессе. Не говоря о том, что тот Смерть вообще сплошное "муа-ха-ха" местами. Версия девяносто второго года - аналогично; и даже если то, как оно поставлено в Эссене - неканон, то такой неканон в чем-то предпочтительней.

И да, я о мюзикловых образах, разумеется - художественное произведение ни разу не равноценно реально-историческим событиям как они есть.