И чтобы не быть голословным.

[grey-kite]

Текст. Написанный вчера вечером.
Две тысячи c хвостиком слов, глючь по мотивам некоего канона. Загадка разрешается единственным взглядом на тэги.
К собственному удивлению и удручению, логически обосновать написание этого текста я не способен. Он был написан после суток без сна за один присест - идея сразу переносилась в Ворд, что довольно редко случается со мной в последнее время. В том, что это стоит выкладывать, традиционно убедила фройляйн. И немного - секретарь.
Рейтинг низкий, стиль повествования иносказательный.


Детские игры.

Детская площадка была большой и просторной. В самый раз для мальчика — так он решил, еще когда пришел сюда в первый раз, когда-то давно.
На детской площадке никто не заговаривал с мальчиком. Там не было тихо: то и дело разрывались снаряды (бабах!), сталкивались тяжелые корабли (буммм!), обстреливали друг друга — то есть, наверное, враг врага, — маневренные истребители (тра-та-та!). Но единственный голос, который мальчик слышал за всем этим военным шумом, был его собственный.
Поэтому, когда к нему вдруг обратились, он вздрогнул — и чуть не разрушил такое хорошее построение.

— Мальчик, мальчик. Во что ты играешь?

— Мальчик, мальчик. Во что ты играешь?
Он обернулся.
Девочка остановилась совсем рядом, и ее черные туфельки уже успели перепачкаться в пыли. Отличница, как из книжки. Только стриженая — никакой бант не поместится. И брюки мальчиковые — вместо форменной юбки. А держится так, словно ей ни капли не страшно.
Он дернул плечом.
— Не видно разве? Я играю в войну.
У него не было времени отвлекаться. Мальчик, не вставая с колен, отполз по песку чуть дальше и схватил бинокль. Сестренка сказала бы, что он весь изгваздался, и что штаны на коленках снова придется штопать — не говоря уж про мазь для всех синяков и ссадин. Но война — это важное дело. На ней без ран — никуда.
— Мальчик, а зачем ты играешь в войну?
Девочка по-прежнему была здесь. Вот же упрямая.
— Чтобы победить, — недовольно отозвался мальчик. Он был очень занят. — Ты что, глупая? Сражаются, чтобы побеждать. Чего бы ни стоило. Отойди, а то по тебе попадет случайно. — Почему-то ему не хотелось, чтобы отличница заработала ссадину.
Девочка рассмеялась — тихо и необидно.
— Не пугай меня, пожалуйста. Я не хочу тебя бояться.
— А ты не бойся. Если ты не враг. — Он не поворачивался. Вертел в руках крепость — большую, тяжелее, чем все остальные его игрушки. Раскачивал так и этак. Примеривался.
Минуту-другую было тихо.
— Мальчик, а мальчик, зачем ты все-таки играешь в войну?
— Потому что я должен.
Послышались шаги. Кажется, девочка подошла поближе. Мальчик смотрел в песок, не выпуская крепость из рук.
— Мальчик, а кому ты должен играть в войну?
— Не помню, — он снова дернул плечом. — Но я обещал. Я должен победить, и всё будет хорошо. — Может, отличница — вправду глупая? — Мужчина выполняет то, что сказал.
— Ага, — ответила девочка. Ее голос звучал почти у него над ухом. — Я даже могу помочь тебе, если ты захочешь. Но всё-таки, мальчик, почему ты играешь в войну?
Он разжал пальцы и повернулся, встав во весь рост. Крепость шмякнулась в песок, разбиваясь на части.
Девочка от неожиданности моргнула, шевельнула губами — но назад не отступила. Может, она была не такой умной, как мальчик — но точно не трусила.
— У меня есть противник, — признался мальчик. — Враг. Самый настоящий и самый лучший.
— Говоришь так, будто врага этого в магазине купил. — Она так смотрела, что мальчик почти не обиделся.
— Если пообещаешь помочь по-правде, я тебе его покажу.
Девочка серьезно кивнула и успела протянуть ему руку — но мальчик схватил ее не за пальцы, а за рукав. И потащил туда, где детскую площадку почти закрывала пыль, повисшая в воздухе после сотен боев. Девочка чуть не задохнулась от бега и едва не свалилась в песок, а мальчик уже привык.
— Видишь, вон там? На зеленой скамейке?
— Студента с книгой? Конечно, вижу! — Словно бы пыль вовсе ей не мешала.
— Он очень умный. Совсем как я. Когда-нибудь мы встретимся, и я попрошу его рассказать про все эти книги. Может, мне их тоже можно читать? А согласится он играть со мной рядом, как думаешь? — лицо мальчика озарилось надеждой.
Девочка покачала головой.
— Я, кажется, не понимаю. Мальчик, почему ты не можешь просто так подойти к скамейке?
— Она через дорогу. Здесь всегда горит красный свет. Должно быть, что-то испортилось.
— Я не вижу никакого красного света!
— Ты не играешь, — снисходительно объяснил мальчик. — Поэтому не поймешь. Надо выиграть войну, иначе меня не будут слушать.
С той стороны площадки к ним двигались машинки и корабли — покрашенные в тот же цвет, что студенческая скамейка. Мальчик стал строить свои игрушки, черные и серые, в боевой порядок. Слышались тихие команды — мальчик к ним привык. Это были те, другие, чужие. Они всегда мешали. Враг говорил им что-нибудь, а те — делали, точно так же, как если бы приказывал сам мальчик. Если на площадке были другие — он всегда им приказывал, когда они приходили с его стороны.
Девочка всё не уходила. Ее туфельки стали совсем грязными, и черные брюки запачкались. Она внимательно смотрела то на мальчика, то на студента, то на черные и зеленые тени, мелькавшие тут и там на детской площадке и в кустах, которыми та была обсажена по периметру. А потом вдруг начала передвигать корабли — не самые крупные, а так. Всякую мелочь. Но очень сосредоточенно.
Бой всё длился и длился — никогда еще на площадке не случалось такого боя. Бабах, бумм, тра-та-та, пли, пли, бумм, бах, бом! И тут девочка что-то сделала — мальчик сразу даже не заметил, как именно. А если бы заметил — не разрешил бы ей брать игрушки в такой рискованный момент. Но только вражеские силы взяли — и сдались. Целиком.
— Класс! Ты хорошо придумала, — заметил мальчик. Хотя, — сразу добавил он, — это же я тебя пригласил. Так что я победил, всё по-честному.
— Конечно, — согласилась она, начиная собирать уцелевшие игрушки и прикручивать на место детали. Пальцы у нее измазались песком и грязью, точно так же, как у него.
Мальчик устало вытер лоб тыльной стороной руки. Война — дело важное, но утомительное. Почему-то каждый раз он уставал еще больше. И лоб был такой горячий.
— Я победил, — повторил он. Студент поднял глаза от книги и посмотрел на мальчика и девочку долгим взглядом. Кивнул зачем-то. А потом перевернул страницу.
— Но он же не играет с тобой! — пораженно воскликнула девочка. — Он отворачивается от книги на минуту или на две, и только. Наверное, ему хочется, чтобы всё это быстрей кончилось — тогда он пойдет домой. Ты знаешь, — строго и грустно посмотрела она на мальчика, — взрослым всегда тяжело играть.
— Неправда! — мальчик, пошатываясь, вскочил на ноги.
Девочка только пожала плечами. Почему-то это вышло куда обидней, чем смех.
Они молча, но вместе направились обратно, от центра площадки к краю. То и дело девочка наступала на брошенные куски кораблей, машин, истребителей и всего прочего — и сдавленно ойкала, ну а мальчик давно наловчился не наступать.
Он сел на корточки рядом с кустом, где была привязана белая ленточка — давнишний подарок сестренки. Здесь у мальчика находился штаб, и если девочка хотела помочь ему, то пусть тоже сидит здесь. Он поманил ее рукой, но та осталась стоять. Руки сложила перед собой, голову наклонила к плечу. О чем-то думала. Ну и пускай стоит — если бы вдруг началось, он приказал бы ей, а сейчас — как хочет. Мальчик пожал плечами, сломал тонкую веточку и засунул верхний лист в рот. Походная пища. Не нужно ему деликатесов.
Девочка покачала головой, посмотрела на мальчика, потом на свои штаны, потом на пальцы и ногти. А потом на середину площадки, и дальше — туда, где должен был сидеть на скамейке этот самый студент. Враг мальчика. Предмет спора.
— Мальчик, мальчик, а с тобой-то есть какие-нибудь взрослые? У меня есть папа. Он хороший. Он любит меня, разрешает носить штаны и стричь волосы.
Мальчик кивнул.
— Есть. Один. И недавно. Но он мне никто, совсем никто. Просто помогает жить, а еще с уроками и с игрушками. И он не любит меня, хотя воспитывает.
— Мальчик, так не бывает.
— Бывает, — он насупился. — А еще он говорил как-то раз, что мне нужна девочка. Подружка. Эй, а тебя не он подослал? — мальчик сразу стал подозрительным.
— Меня никто не подсылал, мальчик. Я сама по себе. А кто еще у тебя есть, кроме этого взрослого?
— У меня есть сестренка. — Он честно пытался вспомнить. — Она живет далеко и не любит площадку. Поэтому мы редко видимся. Но однажды она приедет ко мне.
— А еще?
— Да что ты заладила... — Он вскочил, быстро отвернулся и отошел подальше. В клубах пыли было почти ничего не видно, но мальчик знал, что скоро на площадке надо будет воевать снова. Так уж здесь всё было устроено. Война — самое естественное дело, когда приходишь на детскую площадку. Если ни во что другое не умеешь играть.
— Я опять спрошу тебя, мальчик: почему ты играешь в войну? — на этот раз девочка спрашивала совсем тихо, но мальчик всё равно услышал.
— Потому что, — вдруг ответил он девочке, — мне больше не с кем играть.
Он поднял с песка истребитель и бросил его куда-то далеко-далеко. Машинка улетела в кусты, тарахтя двигателем.
— Не бросайся своими вещами. — Девочка снова последовала за ним. Как привязанная, честное слово.
— Слишком уж умная, — буркнул мальчик.
— Не слишком, — улыбнулась девочка. — В самый раз для тебя. Ты-то очень умный. Только я тебя не понимаю.
— Вот как. Ну ладно. Просто я... — он моргнул, а потом сердито сжал губы: он большой, и никогда больше не будет плакать, — кажется, я когда-то дружил. Я не помню. Может, всё не так было. Может, я всё придумал. Это было так давно, как в пыли или в тумане. Мы везде ходили вдвоем. Сестренка всегда нам делала всё одинаково. Мы ходили на площадку. Здесь было много людей, и мы с ним против них. Мы со всеми дрались, воевали — ты девчонка и не знаешь, а у нас это называется "спина к спине". А потом... я сам виноват, я плохо играл. Как взрослые, которые хотят закончить всё побыстрей. Ты не слушаешь? — она покачала головой. — Я плохо играл, и он ушел. Так что теперь мне надо победить врага и перейти дорогу.
— Ох. — Всё, что сказала девочка. В одной руке у нее был портфель — она бросила его у края площадки, когда он потащил ее поближе к войне, а теперь, значит, снова взяла. — Ох, мальчик. — Она даже «почему» не стала в этот раз спрашивать.
— Но я же всё знал. Знал, что мне делать, и мог даже не слушать моего взрослого! А потом ты пришла и стала спрашивать! Вот зачем ты пришла, зачем? Тут такая хорошая площадка, не для отличниц. — Его лицо искривилось. Выражение вечного победителя, занятого важным делом, сползло с кожи и упало в песок — точь-в-точь крупные капли, упавшие с его носа, прямиком под ноги девочке. И еще две такие же. И еще…
Мальчик сделал шаг вперед, уткнулся ей в плечо и заплакал.
Он всхлипывал, как настоящий ребенок, а она гладила его по голове — осторожно, одной ладонью. Как мама или сестренка, или даже в сотню раз лучше. Мальчик подумал, что мог бы стоять так всегда — хотя, кажется, так долго обниматься с девочкой уже неприлично. Но он мало что знал про девочек. Девочки были интересны взрослым, а у него были детская площадка, мешок с игрушками, укрепленные местности — и сражение, одно за другим.
— Тебе надо стать взрослым, мальчик. — серьезно сказала девочка, положив руку ему на спину.
— А сама-то? Взрослая очень? — неразборчиво и зло пробормотал он.
— А я буду тебе помогать. Я обещала, помнишь?
Он кивнул ей в плечо и моргнул несколько раз, чтобы остановить слезы. Губу прикусил, разве что кровь не шла.
— Я стану взрослым — но тогда я больше не буду играть. Не смогу…или не захочу. И всё никогда не станет хорошо. Всё разрушится насовсем. Вот обрадуется мой взрослый…
Она снова погладила его по голове. От этого ему было тепло, только грустно.
— Не станет. Ничего не станет хорошо, только не вырывайся, пожалуйста, не уходи, послушай, всё проходит, но ничего никогда не становится хорошо обратно, я так думала, когда умерла мама, но пожалуйста, мальчик, послушай меня... — девочка продолжала шептать, не делая пауз, пока он не перестал бить ее по груди и плечам. Потом ему должно было стать стыдно — он никогда не бил девочек, потому что помнил сестренку.
— Я слушаю, — шепнул мальчик.
— Когда ты станешь взрослым, площадка закроется на ремонт. На годы. И ты сможешь перейти улицу. Если захочешь, — добавила она напоследок.
— А я смогу?
— Сможешь. Ты же так долго воевал, а повзрослеть — примерно то же самое, только чуть-чуть сложнее. Но я буду с тобой.
— И я смогу перейти... даже если он закончит читать и уйдет?
Девочка едва подавила разочарованный вздох.
— Да, мальчик. Я так думаю.
Мальчик шумно вдохнул и выдохнул, и отступил от нее на шаг, продолжая держать за руку.
— Всё будет хорошо, мальчик.
— Ага, — он шмыгнул носом и снова посмотрел на нее точно таким же уверенным взглядом, как в первый раз.
И она сама обняла его, опустив портфель на песок. Осторожно — чтобы потом опять подхватить.
Она тревожно и грустно смотрела поверх плеча мальчика, но он этого не видел.
Студент встал с зеленой скамейки, положил книгу страницами вниз и ушел куда-то по дальней дороге — к лесу, скрывавшемуся в тумане. Вскоре на скамейку шлепнулся растрепанный мальчик — почти такой же, как мальчик с детской площадки. Так и смотрел — то на книгу, то на зеленые игрушки. Словно бы не мог выбрать.
Ветер пронесся над детской площадкой, унося прочь душную пыль. Шумели листья и слышались голоса, как дальнее эхо.
И закат был таким красным, что глазам больно.
— Ты чего плачешь? — неожиданно тихо для себя спросил мальчик.
— Так, ничего, — ответила девочка. — Так уж здесь всё устроено.
— Тогда хорошо. Мы пойдем к тебе в гости? Или лучше ко мне? У меня удобно, никого нет, — командирский тон вновь возвращался к мальчику.
А игрушки он всё-таки оставит себе. Жалко, что враг ушел. Очень жалко. Давно не случалось о ком-то так пожалеть. Но с тем, другим, тоже может быть интересно играть.
Мальчик знал, что еще вернется на детскую площадку.
А девочка думала, что, наверное, они оба, все-таки, очень глупые дети.