[grey-kite]

Фик был начат еще в конце августа, после прохождения первой части.
Таким образом, в ряде нюансов образ хэдканонного Шепарда несколько отличается от теперешнего. Но не его восприятие Эшли, что характерно.

Название: Пёс
Пейринг (скорее, не-пейринг): Шепард | Эшли Уильямс, упоминаются некоторые другие персонажи и потенциальные романтические интересы
Рейтинг: PG-13
Размер: ~1600 слов
Примечание, оно же предупреждение: 1) отмороженный Шепард, скиталец и безжалостный, с перевесом ренегатских очков; 2) персонажам не свойственно знать будущее.

Еще тогда, в медотсеке, приходя в себя после контакта с протеанской штуковиной, он заметил ее – вертевшую на языке нечто, что должно было служить извинением, — поймал слегка размытым, нечетким взглядом. Заметил – не так, как замечают бойца в нештатной обстановке, когда лишний ствол и вправду не помешает.
Иначе.
И с этим самым «иначе» — после небрежных расспросов и многозначительных взглядов (он видел вызов в ее глазах – и не отводил собственных, привыкнув за много лет к таким состязаниям) прокрадывалась в голову мысль. На которую внутренний голос отзывался усмешкой.
Она могла бы стать его женщиной.
Если ему удастся – выжить, продвинуться, сохранить равновесие – подбирая ключи, натягивая внутренний поводок, стреляя в упор, когда потребуется, для Альянса и для себя; – мать всё равно заведет разговор об этом. И найдет даже – кого-нибудь, похожего на эту Уильямс (на саму Ханну Шепард, если быть честным).
Так почему бы не взять в свои руки выбор – ради разнообразия? Это, в конце концов, звучало забавно.
Он задержал в себе эту мысль – на несколько долгих минут. Взвесил, как взвешивают в руке непривычное пока что оружие. И отложил до поры – как откладывают то же оружие: до нужного часа.
Потом была Цитадель.
Потом началась охота.
Другие выборы проступали из космической темноты, за каждым сделанным шагом – и он протягивал руку, ловя ладонью эти звездные искры.
И чем дальше, тем яснее понимал: нет. Не так.
Дело было не в какой-то там совместимости – или наоборот. Дело было – тем более – не в ее семье, или в том, как девицы Уильямс вели себя с ухажёрами.
Дело было не в ее... убеждениях; с ними можно было работать, принять, как данность – и в любом случае, к сексу те не имели никакого касательства.
Дело было даже не в докторе Т'Сони. Легче всего было подумать о ней, и он не собирался спорить — объяснение не противоречило всему остальному, а значит — подходило не хуже прочих. Вне зависимости от того, станет ли – может ли вообще стать – правдой.
Всё было куда проще — и сложнее одновременно; и если бы кто-нибудь (чисто гипотетически) задал ему вопрос, он бы просто дёрнул плечом: никогда не был мастером готовых формулировок на все случаи жизни.
Но чем дальше, тем чётче в его мозгу проступала – чеканно, словно строчки приказа, словно сводка с театра военных действий, словно диагноз в медицинской карте, – формулировка.
Ей не нужно быть его женщиной; она будет его псом.
Он изучал ее личное дело, само собой. Затребовал сразу же, как только принял решение о переводе сержанта Уильямс под собственное командование. Вдумчиво изучил — чуть позже, занимая свободное время между этапами гонки.
Эшли Уильямс умела отвечать преданностью на преданность, взаимностью на симпатию – умела подбодрить не вполне пристойной остротой, или стукнуть по слишком резво распустившимся рукам. Умела стиснуть зубы и ждать, пока не придется совсем уж туго — а после не сваливать вину на того, на кого будет удобнее.
Усердная служба. Упорные тренировки. Рекорды меткости, скорости, силы.
Семейное клеймо – чтобы оставаться на месте, ей следовало бежать в два раза быстрее.
Только одно не говорилось ни разу, проступая для внимательного взгляда сквозь строчки: она была бы отвратительным командиром. Она умела решать за себя, но не за других. Выживала – сама, и умирала – сама, не взяв никого с собой. Она была одиночкой, даже бегая в стае — даже мчась впереди во время охоты на неведомую дичь: настигнуть, разорвать горло, наплевав на брызги крови и громкость воплей. Вобрать в черноту зрачков каждый параметр враждебной среды, свести пейзажную порнографию к черно-белой сухости чертежа — она умела отлично, как умела одним выстрелом снести чью-то голову, почти не целясь, и не задумываясь особо, чья это была голова. Враг — так сказано и так будет; и лучше бы этим врагом был чужак, инопланетянин, но конкретный маркер деления – поддаётся корректировке, а легкая паранойя военному не во вред. Он сам не слишком доверял правительству Цитадели – даже будучи СПЕКТРом, или даже – особенно будучи им (с учетом всех обстоятельств).
И, таким образом, ей нужен был командир; не просто кто-нибудь, стоящий выше нее. На просто вышестоящего – можно огрызнуться, зарычать, как на любого прочего чужака, оскалить клыки: не тронь. Ей нужен был тот, от кого она примет не просто какой-то там случайный приказ – а право приказывать, впитает под кожу – условным рефлексом.
Нужен был так же, как псу – хозяин; не просто кто-нибудь, кто кормит и выводит гулять. Тот, кто способен свить поводок из привязанности и смысла – ему ли не знать, как это бывает; в конце концов. Разве не это связывало с Альянсом Систем его самого? По крайней мере, до совсем недавнего времени.
Когда-то люди приручили волков; уже потом из этих, первых собак получились комнатные уродцы и уличные шавки: сотни сортов. Но когда-то, протягивая ладонь к пасти серого зверя, еще нельзя было быть уверенным: лизнет – или же откусит.
Ему нравился риск.
Он продолжал медленно приручать Эшли Уильямс.
Он давил раздражение – пяткой, как горло или окурок – и усмехался в ответ на несдержанные слова. Не больше – только усмешка, только прищур: пусть сама прочтет всё, что надо.
Он кивал, прикрыв глаза, пока она читала стихи – ручеек слов превращался в полноводную реку, вымывая смущение у нее из голоса; и спокойно, не повышая тона, указывал ей на ее место во время брифингов.
Он брал ее с собой, наводя порядок – в человеческой колонии, на пустынных планетах и на самой Цитадели; и в погоню за псами Ада – брал тоже.
Смотри, как бы говорил он, поводя ладонью с еще зажатым в ней пистолетом. Смотри – и не говори, что не видела: к чему ведет просто ненависть, не вложенная в рамки необходимости. Смотри, что значит: когда не останавливаешься, подумав, на пару-тройку секунд.
Она щурила непокорные, темные глаза, усмехалась, качала головой — но запоминала.
Ее принципы встраивались в единую цепь с его указаниями, освобождая силу, скрывавшуюся под оболочкой. Он слышал угрожающий рык в ее голосе — обращенный к его противникам, и тогда его рука ложилась ей на плечо – как псу на загривок: обещанием иных целей, иных наград.
Там, на Вирмайре, он негромко сказал ей: будь начеку.
И он чувствовал ее за своей спиной — готовую к выстрелу: напряженную и в то же время свободную, как никогда — только в бою, только со штурмовой винтовкой в руках, в тяжелой броне, которую таскала с похвальной непринужденностью, она и была свободна, на самом деле. Она забывала обо всём, кроме цели — человеческое тело, совершенный механизм, подчинялось приказу без протестов, соплей и стонов.
Он знал, что она бы сделала выстрел, замешкайся он еще хоть на долю секунды.
Этого не потребовалось. По счастью.
Но он, обернувшись, поймал взгляд Эшли — вспышку бескомпромиссности и упрямства, несбывшуюся любовь, переплавлявшуюся в собачью преданность прямо сейчас и здесь.
И как бы высоко он ни ценил Рекса — члена команды, смертоносного бойца, родственную душу (если так вообще можно говорить про человека и крогана) — как бы ни жаль было ему подобной потери, удовлетворение растеклось в нем практически наравне с облегчением.
Немногим позже – после нескольких часов упорной стрельбы и мельтешения красок – ему не потребовалось даже минуты, чтобы решить.
Кайден Аленко походил на неисправный прибор, то и дело сыпавший искрами – вроде бы, стабильный в работе, но не угадаешь: когда может закоротить. Привычный, даже необходимый; вроде чайника или кофеварки, без которых немыслимо как следует начать утро. Не слишком полезный, когда доходит до серьёзного дела. Часть обстановки, часть корабельного распорядка.
Не больше. Хоть и не меньше.
Между старой кофеваркой и здоровым молодым псом — кого выберет человек?
Он никогда не считал себя "нормальным" (психологические тесты, хором твердившие нечто вроде "критически низкие показатели эмпатии" или "объектный подход" – тому доказательство), но на этот раз не сомневался в ответе.
Он подхватил её, без церемоний перекинув через плечо. Не время было для споров и возражений – не говоря уж о том, что времени вообще не было.
Когда «Нормандия» взлетала с планеты наперегонки с ударной волной ядерного взрыва, он мельком успел подумать, что на обстоятельства вполне можно списать многое. И то, как по-хозяйски он приобнимал – без всякой ноты чувственного подтекста – временно выпавшую из реальности Эшли, вливая в нее крепкое пойло из фляжки; и его собственную нервную, неуместную не-улыбку – дрожь губ; и сжавшиеся на несколько мгновений в кулак — с победительной завершенностью — пальцы.
Он дважды не дал ей умереть.
Осталось только разъяснение: чего ради.
Он встряхнул ее за плечи, не дал отвести взгляд.
"Каждый исполняет свой долг. Каждым можно пожертвовать: вами, им... даже мной".
Только правда; ни слова лжи. Только правда – псы способны почуять.
Только правда. Глаза в глаза.
"Они были солдатами, сержант Уильямс. Как и вы".
В ее глазах – темных, как обреченность – поднималось, медленно, словно со дна колодца, осознание: да.
Даже если штурмовая винтовка против Жнецов – оторви да выбрось; что за печаль? Она будет солдатом своего командира, Шепарда, умеющего – имеющего такое, недоступное простым смертным, право – выбирать между живыми и мертвыми. Вообще — выбирать. За себя самого и всех остальных.
И его выбор был оправданием существования – сразу и до конца.
То, что от века каждая собака видит в глазах своего человека – если тот не просто самодовольный владелец.
И какая, впрямь, разница, что сделал и не сделал когда-то — давным-давно — генерал Уильямс, ее дед? К чертям линейку командования — к чертям, если потребуется, и само командование, которое не моргнув глазом отдаст Шепарда под трибунал, если (точней – когда) тот исчерпает свою полезность.
Формальности мало что значат – когда галактическая стабильность стремительно летит ко всё тем же фигуральным чертям.
Реальность имеет высший приоритет.
И в этой реальности ему понадобятся все инструменты, каждое из доступных средств – в том числе и одушевленных. Козыри и противовесы, его собственные возможность, право и оправдание – залог их.
В том числе, и она.
Пёс, чьё азартно-яростное дыхание слышится за плечом. Пёс, готовый первым броситься на врага и рвать в клочья даже колосс гетов – если так будет нужно.
Пёс, который сделает всё – и даже больше, чем всё, по давней привычке: уже не ради семейной чести и ушибленной гордости, а ради признания, которое стоит дороже званий и орденов.
А если... Он медленно поводит плечами, на которых не прекращает чувствовать груз – непрошеная ответственность, принятая без возражений. Ответственность, расходящаяся ударной волной из эпицентра событий – и если (когда!) она захлестнет всю галактику, он должен быть готов. Те, кто с ним рядом – должны быть готовы тоже; собраны и завершены.
А если что-то пойдет не так, как задумано…
Пёс выпустит себе пулю в лоб.
Ведь бешеных собак пристреливают, не так ли?