Выменял совесть на инженерный калькулятор во втором классе начальной школы(С)
В данный пост сложу те из них, которые вписываются в лимит и могут быть признаны труЪ.
А-43. Кто-нибудь/Оберштайн. "Иногда я ревную тебя к твоей собаке"
1.
читать дальше- Иногда я ревную тебя к твоей собаке, - говорит она.
Её лицо спокойно и безмятежно, только в глазах - что-то такое есть в этих глазах, в самой их глубине.
Она не улыбается. По тону и так ясно, что она - не всерьез, хотя с этой женщиной нельзя быть ни в чем уверенным. Она привыкла не быть, а казаться, даже самым близким - а он всё-таки не столь близок, и отдает себе в этом отчет.
Он пожимает плечами, продолжая одеваться.
- Я должен о ней заботиться. О вас же есть, кому позаботиться без меня.
Эта связь - просто следствие того, что они хорошо понимают друг друга. Ещё с того самого звонка - как бы странно это ни звучало.
- Я знаю... И он - тоже, хотя я так поступила с ним.
Он кивает. Эта тема всплывает в разговорах неизбежно и так естественно.
Он смотрит на её золотые волосы, рассыпавшиеся по подушке, на дрожь золотистых ресниц - стараясь не видеть перед собой другого человека, похожего, как отражение.
Того, по чьим волосам нельзя так же - отстраненно и в то же время нежно - провести рукой. Сама мысль о нежности по отношению к которому - недопустима.
Он на секунду закрывает глаза.
Графиня Грюнвальд ревнует не к тому, к кому следовало бы.
2.
читать дальшеИх свидания - если это можно назвать так - редки и нерегулярны. Несколько поцелуев, объятие или разговор - и занятия любовью там и тогда, где шанс быть обнаруженными стремится к нулю. Он привык заметать следы и скрывать, а она готова прислушаться к аргументам.
Только вот всё равно - с собакой, все еще не намеренной переселяться на собачий тот свет, он гуляет вовремя, и люди на ближайших к его особняку улицах уже вполне привыкли. Как и продавец соседнего продуктового магазина, куда министр порой заходит лично.
- Иногда мне кажется, что я к ней ревную, - раздумчиво произносит она, стоя у окна - в косых лучах солнца, чей теплый свет делает её ещё привлекательней. Хотя она и так ещё молода и красива.
- К моей собаке? - он удивлен, хотя старается не показывать этого.
- Как ни странно, - её ладонь касается стекла. Знакомым жестом.
Он молчит о том, что ей и так известно даже без напоминаний. Что не изменится только от желания - даже её желания.
Отношения хозяина и питомца - одно дело, привычное и понятное.
А отношения вдовдствующей императрицы и господина министра - совсем другое.
А-38. Кирхайс/Магдалена, роман со зрелой женщиной, конфликт с рыцарскими убеждениями, рейтинг на усмотрение автора
читать дальше
Зигфрид Кирхайс стоит перед зеркалом и сосредоточенно поправляет шейный платок.
Райнхард сегодня вечером приглашен в один дом – и он его сопровождает. Сегодня это возможно.
Но так тщательно - вопреки обыкновению, хотя ничуть при том и не склонен к неряшливости – он оценивает свой внешний вид не совсем поэтому.
Это... неправильно. Да, без сомнения, это неправильно.
Госпожа Аннерозе... Его щеки покрываются краской, стоит только об этом подумать.
Его долг – служить ей. Защищать. Делать то, что она пожелает, пусть это не то что не приказ – госпожа Аннерозе не умеет приказывать даже по-женски – а и не просьба.
Но баронесса Вестфален... Магдалена, она же просила называть её так, в тот вечер, кажется... Он и не подозревал, что с женщиной бывает – вот так. Ее чуткие пальцы, глубокий слегка насмешливый голос, душная волна ослепительно-черных кудрей – и едва заметные, но четкие и верные указания, что и каким образом стоит делать. Промельк белозубой улыбки в полумраке, запах духов, смуглая кожа на стройной шее, открывшейся, когда она откинула голову назад с откровенным стоном. Он делал с ней той ночью такое, о чем не мог бы даже тени мысли допустить применительно к своей госпоже.
И сейчас, на этом приеме – баронесса снова там будет. Она дала понять, что ждет его и более чем расположена повторить все снова.
Это очень неправильно.
Но тогда почему его сердце так сильно бьется, и невольно думается о том, во что будет одета баронесса – Магдалена – сегодня?
Он хмурится, глядя на свое отражение.
Надо по возможности избежать разговора наедине – тем более, что дважды подряд оставлять Райнхарда одного не годится. Очень не годится.
Но он представляет себе взгляд баронессы, брошенный из-за веера – дразнящий, тягучий, темный, так не похожий на ясный взгляд госпожи Аннерозе.
И снова краснеет, очень надеясь, что сегодня ей все-таки не удастся улучить момент и его поймать.
А-109. Трунихт/Ян, (UST). "Я люблю красивые вещи и меня выводит из себя, что есть то, чего я иметь не могу".
читать дальше
Вечером председатель национального Совета отдыхает в своей резиденции. В скромном загородном доме - внешне скромном, не годится лидеру демократической нации иметь что-то сверх. Внутрь же всё равно допускается только ограниченный круг людей.
Он сидит, развалившись, в кресле. Недешевом даже на первый взгляд - председатель любит иметь все лучшее, и считает, что это вполне справедливо. Он добился положения, добился сам. И имеет право на кое-какие... следствия.
Он сидит, глядя на небольшую голографию на столе перед ним. Сделана, конечно, наспех - каким-нибудь особенно расторопным журналистом. Слишком быстро исчезает, сливается с толпой или ныряет в мобиль. Его очень, очень сложно поймать.
А так хотелось бы.
Но всё равно голография получилась весьма неплохой. Весьма... естественной.
Он обнимает одной рукой дорогую вазу - вещь, сравнимую с голографией по ценности. Для знатока, разумеется - а он считает себя пусть немного, но знатоком красивых и ценных вещей. Поглаживает ладонью гладкий бок.
Легко представить сейчас, что там, под пальцами, столь же гладкая кожа.
Председатель смотрит на голографию, потом на вазу, снова на голографию.
- Я люблю красивые вещи.
Он лениво констатирует факт и так же лениво расстегивает ремень брюк, тянет вниз застежку-"молнию".
- А то, что я не могу иметь какие-то из них...
Он не отрывает цепкого взгляда от голографии, продолжая обнимать вазу - представляя, что обнимает податливое тело.
Рука движется в привычном ритме.
-...выводит меня...
Он дышит чаще, и практически видит перед собой человека с голографии - склоненная темноволосая голова, мягкость движений, ласкающий слух голос. То, чего не было - не могло быть - в реальности. Идеальный предмет коллекции.
-...из себя.
Он запрокидывает голову, зажмуривается - перед глазами все то же лицо, та же улыбка, слишком раздражающе-неуловимая.
Как песок под пальцами.
Но желание иметь его - всё равно не уходит.
Так часто происходит по вечерам, в часы отдыха председателя национального Совета Союза Свободных Миров, Джоба Трунихта.
А-113. Фернер/Хильда, постканон. Императрица и наглый шеф спецслужб. "Я предпочтительней по крайней мере по двум пунктам".
читать дальше
Нынешний глава имперских спецслужб почти ничем не напоминает прежнего. Разве что умён и исполнителен - точно так же, но это качества профессионала, а не человека.
Зато он не считает нужным соблюдать весь спектр условностей, и в его обращении кайзерин Хильдегарде чувствует оттенок личной заинтересованности. Видимо, это его конёк - личная заинтересованность в хорошем начальстве.
Он говорит с ней более свободно, чем позволяют себе почти все остальные гроссадмиралы. Хильде становится легче дышать при этом.
Он умеет протопить дыру в ледяной стене - и кайзерин всё-таки не тот, другой человек, чтобы сопротивляться долго.
Однажды этот момент наступает.
- Я предпочтительней по крайней мере по двум пунктам, - Фернер смотрит в упор, в зеленых глазах - ни капли смущения.
Всё очень легко читается в этих глазах, особенно когда они близко.
Зеленый, как говорят, цвет жизни.
Более теплый, чем любой из оттенков голубого и серого.
Первый пункт.
На самом деле, их больше. Даже то, какое положение он занимает в иерархии Нового Рейха.
Но она же не сравнивает... с оставшимися? Только с...
Фернер наклоняется через стол и целует её, шепча перед этим прямо в губы:
- А ещё - я живой, моя кайзерин.
Она закрывает глаза, отвечая Фернеру искренне, и стараясь не видеть перед мысленным взором ни одного из двух других, уже покинувших этот мир мужчин - в особенности его бывшего шефа.
А-43. Кто-нибудь/Оберштайн. "Иногда я ревную тебя к твоей собаке"
1.
читать дальше- Иногда я ревную тебя к твоей собаке, - говорит она.
Её лицо спокойно и безмятежно, только в глазах - что-то такое есть в этих глазах, в самой их глубине.
Она не улыбается. По тону и так ясно, что она - не всерьез, хотя с этой женщиной нельзя быть ни в чем уверенным. Она привыкла не быть, а казаться, даже самым близким - а он всё-таки не столь близок, и отдает себе в этом отчет.
Он пожимает плечами, продолжая одеваться.
- Я должен о ней заботиться. О вас же есть, кому позаботиться без меня.
Эта связь - просто следствие того, что они хорошо понимают друг друга. Ещё с того самого звонка - как бы странно это ни звучало.
- Я знаю... И он - тоже, хотя я так поступила с ним.
Он кивает. Эта тема всплывает в разговорах неизбежно и так естественно.
Он смотрит на её золотые волосы, рассыпавшиеся по подушке, на дрожь золотистых ресниц - стараясь не видеть перед собой другого человека, похожего, как отражение.
Того, по чьим волосам нельзя так же - отстраненно и в то же время нежно - провести рукой. Сама мысль о нежности по отношению к которому - недопустима.
Он на секунду закрывает глаза.
Графиня Грюнвальд ревнует не к тому, к кому следовало бы.
2.
читать дальшеИх свидания - если это можно назвать так - редки и нерегулярны. Несколько поцелуев, объятие или разговор - и занятия любовью там и тогда, где шанс быть обнаруженными стремится к нулю. Он привык заметать следы и скрывать, а она готова прислушаться к аргументам.
Только вот всё равно - с собакой, все еще не намеренной переселяться на собачий тот свет, он гуляет вовремя, и люди на ближайших к его особняку улицах уже вполне привыкли. Как и продавец соседнего продуктового магазина, куда министр порой заходит лично.
- Иногда мне кажется, что я к ней ревную, - раздумчиво произносит она, стоя у окна - в косых лучах солнца, чей теплый свет делает её ещё привлекательней. Хотя она и так ещё молода и красива.
- К моей собаке? - он удивлен, хотя старается не показывать этого.
- Как ни странно, - её ладонь касается стекла. Знакомым жестом.
Он молчит о том, что ей и так известно даже без напоминаний. Что не изменится только от желания - даже её желания.
Отношения хозяина и питомца - одно дело, привычное и понятное.
А отношения вдовдствующей императрицы и господина министра - совсем другое.
А-38. Кирхайс/Магдалена, роман со зрелой женщиной, конфликт с рыцарскими убеждениями, рейтинг на усмотрение автора
читать дальше
Зигфрид Кирхайс стоит перед зеркалом и сосредоточенно поправляет шейный платок.
Райнхард сегодня вечером приглашен в один дом – и он его сопровождает. Сегодня это возможно.
Но так тщательно - вопреки обыкновению, хотя ничуть при том и не склонен к неряшливости – он оценивает свой внешний вид не совсем поэтому.
Это... неправильно. Да, без сомнения, это неправильно.
Госпожа Аннерозе... Его щеки покрываются краской, стоит только об этом подумать.
Его долг – служить ей. Защищать. Делать то, что она пожелает, пусть это не то что не приказ – госпожа Аннерозе не умеет приказывать даже по-женски – а и не просьба.
Но баронесса Вестфален... Магдалена, она же просила называть её так, в тот вечер, кажется... Он и не подозревал, что с женщиной бывает – вот так. Ее чуткие пальцы, глубокий слегка насмешливый голос, душная волна ослепительно-черных кудрей – и едва заметные, но четкие и верные указания, что и каким образом стоит делать. Промельк белозубой улыбки в полумраке, запах духов, смуглая кожа на стройной шее, открывшейся, когда она откинула голову назад с откровенным стоном. Он делал с ней той ночью такое, о чем не мог бы даже тени мысли допустить применительно к своей госпоже.
И сейчас, на этом приеме – баронесса снова там будет. Она дала понять, что ждет его и более чем расположена повторить все снова.
Это очень неправильно.
Но тогда почему его сердце так сильно бьется, и невольно думается о том, во что будет одета баронесса – Магдалена – сегодня?
Он хмурится, глядя на свое отражение.
Надо по возможности избежать разговора наедине – тем более, что дважды подряд оставлять Райнхарда одного не годится. Очень не годится.
Но он представляет себе взгляд баронессы, брошенный из-за веера – дразнящий, тягучий, темный, так не похожий на ясный взгляд госпожи Аннерозе.
И снова краснеет, очень надеясь, что сегодня ей все-таки не удастся улучить момент и его поймать.
А-109. Трунихт/Ян, (UST). "Я люблю красивые вещи и меня выводит из себя, что есть то, чего я иметь не могу".
читать дальше
Вечером председатель национального Совета отдыхает в своей резиденции. В скромном загородном доме - внешне скромном, не годится лидеру демократической нации иметь что-то сверх. Внутрь же всё равно допускается только ограниченный круг людей.
Он сидит, развалившись, в кресле. Недешевом даже на первый взгляд - председатель любит иметь все лучшее, и считает, что это вполне справедливо. Он добился положения, добился сам. И имеет право на кое-какие... следствия.
Он сидит, глядя на небольшую голографию на столе перед ним. Сделана, конечно, наспех - каким-нибудь особенно расторопным журналистом. Слишком быстро исчезает, сливается с толпой или ныряет в мобиль. Его очень, очень сложно поймать.
А так хотелось бы.
Но всё равно голография получилась весьма неплохой. Весьма... естественной.
Он обнимает одной рукой дорогую вазу - вещь, сравнимую с голографией по ценности. Для знатока, разумеется - а он считает себя пусть немного, но знатоком красивых и ценных вещей. Поглаживает ладонью гладкий бок.
Легко представить сейчас, что там, под пальцами, столь же гладкая кожа.
Председатель смотрит на голографию, потом на вазу, снова на голографию.
- Я люблю красивые вещи.
Он лениво констатирует факт и так же лениво расстегивает ремень брюк, тянет вниз застежку-"молнию".
- А то, что я не могу иметь какие-то из них...
Он не отрывает цепкого взгляда от голографии, продолжая обнимать вазу - представляя, что обнимает податливое тело.
Рука движется в привычном ритме.
-...выводит меня...
Он дышит чаще, и практически видит перед собой человека с голографии - склоненная темноволосая голова, мягкость движений, ласкающий слух голос. То, чего не было - не могло быть - в реальности. Идеальный предмет коллекции.
-...из себя.
Он запрокидывает голову, зажмуривается - перед глазами все то же лицо, та же улыбка, слишком раздражающе-неуловимая.
Как песок под пальцами.
Но желание иметь его - всё равно не уходит.
Так часто происходит по вечерам, в часы отдыха председателя национального Совета Союза Свободных Миров, Джоба Трунихта.
А-113. Фернер/Хильда, постканон. Императрица и наглый шеф спецслужб. "Я предпочтительней по крайней мере по двум пунктам".
читать дальше
Нынешний глава имперских спецслужб почти ничем не напоминает прежнего. Разве что умён и исполнителен - точно так же, но это качества профессионала, а не человека.
Зато он не считает нужным соблюдать весь спектр условностей, и в его обращении кайзерин Хильдегарде чувствует оттенок личной заинтересованности. Видимо, это его конёк - личная заинтересованность в хорошем начальстве.
Он говорит с ней более свободно, чем позволяют себе почти все остальные гроссадмиралы. Хильде становится легче дышать при этом.
Он умеет протопить дыру в ледяной стене - и кайзерин всё-таки не тот, другой человек, чтобы сопротивляться долго.
Однажды этот момент наступает.
- Я предпочтительней по крайней мере по двум пунктам, - Фернер смотрит в упор, в зеленых глазах - ни капли смущения.
Всё очень легко читается в этих глазах, особенно когда они близко.
Зеленый, как говорят, цвет жизни.
Более теплый, чем любой из оттенков голубого и серого.
Первый пункт.
На самом деле, их больше. Даже то, какое положение он занимает в иерархии Нового Рейха.
Но она же не сравнивает... с оставшимися? Только с...
Фернер наклоняется через стол и целует её, шепча перед этим прямо в губы:
- А ещё - я живой, моя кайзерин.
Она закрывает глаза, отвечая Фернеру искренне, и стараясь не видеть перед мысленным взором ни одного из двух других, уже покинувших этот мир мужчин - в особенности его бывшего шефа.
@темы: фесты-конкурсы, Легенда, фикрайтерство
Ну говорите. ;J Что с вами, мумриками, сделаешь.
Ну мумрики такие, да (=
Про Кирхайса и Магдалену мне особенно понравилось, кстати.
Про Кирхайса и Магдалену мне особенно понравилось, кстати.
Я испытываю симпатию к данному пейрингу и вижу его в каноне, сожалея о том, что баронессе не удалось в полном объеме реализовать коварные планы. ;J
Чертополох**,
*пожимает плечами*
К данному драбблу надо бы предупреждение вида "текст а-ля сквик-фест".
Такое чувство, что из всех моих заявок ты выбрал самые неочевидные, а 109 я вообще подала в рамках троллинга общественности "давайте представим что..." Представили. Поплохело. Если бы об этом узнал Ян... даже и не знаю что бы было.
А Магдалена хорошая. А то Кирхайс совсем в этих "золотых" весь с головой, и света белого не видит.
Фернер и Хильда хороши =))
А на одну заявку ты умудрился написать на два пейринга разом. Хотя Аннерозе... два интроверта такого типа могут оказаться вместе только от очень большого горя (:
И если про сто девятую я знал, то тридцать восьмую выполнил просто потому, что захотелось.;J Рад, что заказчик в твоем лице доволен.
а 109 я вообще подала в рамках троллинга общественности "давайте представим что..."
Заявка для сквик-феста, да. Вообще, мне временами таки бывает жаль, что сквик-фест закрыт.
Если бы об этом узнал Ян... даже и не знаю что бы было.
И что, по-твоему, могло быть?;J
А Магдалена хорошая. А то Кирхайс совсем в этих "золотых" весь с головой, и света белого не видит.
Магдалена вообще замечательна. Хотя меня не тянет о ней писать, признаться.
Фернер и Хильда хороши =))
Ну вот как-то от неудовлетворенности первым исполнением написалось. Хотя я ОТП-маньяк, не могу без него, увы.(:
А на одну заявку ты умудрился написать на два пейринга разом.
Было интересно, вот и написал.
Про Аннерозе, кстати, объективно получилось лучше - возможно, потому что это была _творческая_идея_, а не попытка наглючить нечто неангстовое по все тому же ОТП.
Но в пейринг я тем не менее не верю. Хотя любопытно рассмотреть, конечно... И я не про "вместе".
Зато окончательно понял - нет, не фенотип. Ты понимаешь, о чем я.
Нууу... *чешет в затылке* как минимум ему понадобился бы тазик. От совсем горя - первое задокументированное бегство флаг-офицера в Рейх. Или просто Трунихт, стукнутый розенриттерским топором.
Да уж, сквикнуло меня нехило... Мама не горюй.
От совсем горя - первое задокументированное бегство флаг-офицера в Рейх.
*хохочет, как гиена*
Или просто Трунихт, стукнутый розенриттерским топором.
...а после того, как Трунихта стукнули, никуда не денешься - надо брать власть, хотя бы временно.
Чертополох**
Ну что я могу сказать.