Пожалуй, самое интересное, что я написал
на этой на прошлогодней уже ЗФБ.
Вот какой старый пост.
Ну, то есть, не то чтобы я вообще много там писал, хотя у меня был "Ребут", оставивший хорошие воспоминания, и участие в Ваха-команде; но речь-то именно о собственном, а не о переводах, помощи другим и организационной работе. Впрочем, теперь-то я вижу, что даже здесь получился местами пересказ с фокусировкой на персонаже и вкраплением авторской интерпретации. Ну да ладно.
В транслитерации японских имен русскими буквами, честно говоря, не разбираюсь, поэтому записывал, как было в англоязычных субтитрах.
Вообще, еще с тех пор, как мне посоветовали это полнометражное аниме в 2010-ом году, оно вписалось в число понравившегося. В основном, конечно, именно из-за того, как и чем оборачивается то, что должно на первый взгляд быть "романтической историей об искуплении". А тогда я очень удачно его пересмотрел.
Название: Красная шапочка
Канон: Jin-Roh (The Wolf Brigade)
Размер: 915 слов
Персонажи: Кэй Амемия ("Красная Шапочка" номер два)
Жанр: ангст
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: критические спойлеры к фильму, безысходность, подразумеваемая в итоге смерть персонажа, каноничные отсылки к народной версии "Красной шапочки"
Краткое содержание: Кэй Амемия видит во сне волков.
Примечание: Красная Шапочка - собирательное прозвище девочек и девушек, служащих курьерами для демократического подполья; Волки - радикальная группа внутри спецподразделения столичной полиции "Цербер",
читать дальшена намерении уничтожить которое держится основная сюжетная линия; действие происходит в альтернативном таймлайне, где Германия победила в ВМВ.
читать дальшеКоторую ночь Кэй видит во сне волков.
Поначалу из чащи выступает — лапами по палым листьям — только один, и принюхивается, опустив морду к земле. Но когда он, взяв след, бросается за добычей, из-за деревьев выскальзывают серыми тенями — второй, третий, четвертый... Целая стая.
И девушка — почти девочка — бежит от волков. Бежит, раненая — яркий след тянется по траве и камням.
Кэй знает: они догонят. Повалят наземь, вопьются зубами в плоть, будут отрывать куски ее тела и глотать, не разжевывая — вместе с обрывками школьной юбки и рубашки-матроски. Кровь — в человеческом теле так много крови — неглубоким озерцом растечется под нею, и шерсть на лапах зверей окрасится алым. Два волка будут спорить за пищу, перетягивая между мордами ошмёток бедра, а третий жадным любовником вопьется в ее промежность, стремясь добраться до теплых внутренностей. Только лицо останется нетронутым — лицо девушки, так похожей на Кэй.
Или — ее самой?
Она просыпается, уставившись в потолок полупустой комнаты.
В ту позднюю ночь, когда она вышла из камеры вслед за господином Хэнми и получила инструкции, всё казалось таким простым.
«Иди в лес, Красная Шапочка, и жди волка. Войди в домик своей матери, и ляг с ним в постель, сожги дорожное платье».
Она так и делает, и лежит во тьме — но волки бегут за ней, даже если рядом она слышит дыхание их сородича. Кэй даже в мыслях не называет Фузэ — «своим».
Кэй бежит, бежит — она не знает, выбрала ли правильную тропинку, и не знает — правильно ли выбрала та, кто бежит с ней рядом. Школьница в красном, так похожая на нее. Когда в тело Красной Шапочки вонзятся волчьи зубы, крови на одежде будет не видно.
Перед ними — река, вода и спасение; только переплыть, только оказаться на другом берегу — волчья шерсть промокнет, утянет хищников вниз, камнями на холодное дно.
Беги! Быстрее! — хочет закричать Кэй, но ей не хватает дыхания. Девочка спотыкается у самой воды — волк прыгает на нее, сбивает с ног, вонзается в шею. Кэй тоже падает на колени — ладонями в воду. Она не может смотреть.
Бездумно зачерпывает воду ладонью. Маслянистые, темные разводы плывут вниз по течению.
Кэй вновь просыпается.
За окном подставной квартирки занимается туманный зимний рассвет.
Страшно, по-человечески вопит уличная кошка.
Это кровь твоей матери.
У них с Нанами Агавой не было общей матери. Ложь; но почему так приятно было называть Нанами сестрой? Ту, кого она никогда не знала, не имела даже шанса узнать.
Ту, от которой осталось только несколько пятен крови на камнях старой канализации.
Ту, которая так и не сумела убежать от волков.
Хрипло каркают вороны. Множество птиц хлопает крыльями — стая заслоняет солнце, взлетев.
Это плоть твоей матери.
Плоть от плоти матери своей — своей родины; так говорили в подполье. Разве ты не отдашь жизнь ради матери и отца? Даже изуродованных насилием и войной?
Плоть от плоти — то, чему можно принадлежать без остатка.
Может, как раз поэтому Фузэ и не выстрелил — хотя собирался; не выстрелил, различив в отчаянных глазах Нанами Агавы — то, что привык считать принадлежностью только таких, как он.
Может, поэтому Фузэ и молчал, глядя в окно трамвая — слушая выдуманные истории из детства Нанами, выдуманные причины ее ухода в подполье.
Кэй Амэмия — вовсе не такова.
Она — как воздушный шарик, несомый ветром; даже на палец не сдвинет руку Фузэ, если — когда — ему вновь придётся стрелять.
Поэтому ночью ей снится Красная Шапочка, которая бежит от волков, хотя наяву она хотела бы сбежать вместе с Волком.
Она даже отдала ему ключ от домика своей матери — старую книжку, оставшуюся в доме со времен Оккупации.
Кэй слышала от кого-то (может, от господина Хэнми?): в конце за волком должны прийти дровосеки — рассечь брюхо и извлечь съеденное. Но книге, похоже, не хватает страниц — по крайней мере, так Кэй объясняет себе - успокаивает себя, - тайком листая ее, прежде чем подарить Фузэ.
Нет, этот Волк — не глуп. Волк уходит от загонщиков, выскальзывает из заготовленной господином Хэнми ловушки.
И ночью она снова бежит. Теперь уже наяву.
Но потом, дрожа от холода под наброшенной на плечи курткой, Кэи видит в полудреме всё тот же лес, чувствует тяжелый запах волчьей шерсти и крови — и бежит к своей не-сестре, отчаянно хватая ртом воздух — не успевая. Только бы перебраться на другой берег: убежать во сне, если не выходит иначе.
Тебе нельзя туда, — сочувственно качает головой девочка в матроске. Кэй протягивает ладони: постой! — но Нанами Агава лишь улыбается и падает спиной в воду, раскинув руки. Брызги взлетают высоко, выше головы Кэй, и там, где вода попадает ей на лицо — тут же обращается кровавыми каплями.
Кэй бежит, но она выбрала булавочную тропинку, и она не успеет. Волк мчится по иголочной, совсем рядом — не обращая ни малейшего внимания на занозы в лапах. Волку в человеческой шкуре не привыкать, что на его руках — кровь, и Кэи для него — всего лишь девочка, заблудившаяся в темном лесу.
У нее нет матери, нет дома — и крови в жилах нет тоже, кроме той, которой она смочила иссушенное горло — той сделки, которую предложил ей когда-то господин Хэнми. И плоть ее — суха и легка, и мясо ее скользнет в глотку зверя, подкрепит его в пути.
Кэи раскачивается, стиснув пальцы на чужой куртке — дровосеки не придут, дровосеки плавают кверху лицами в лужах собственной крови, и бессильные топоры покрыты выщербинами от пуль.
Горячечный шепот — будто она вновь спит, и ей снятся волки. Голова кружится, словно теплая кровь и дымящееся человечье мясо поднялись из желудка ко рту в тошнотном позыве — выплюнуть, выдавить из собственного нутра.
Быть может, удастся притвориться, что это и вправду — сон. Убедить себя, что ей еще неведомо то, что поняла напоследок девочка из странной немецкой сказки.
То, что понял Фузэ — констебль Фузэ, Волк Фузэ — и что всегда знала юная Нанами Агава.
Кэи не плачет. Ведь ее слезы — кровь.
И тогда Волк съел Красную Шапочку.
А еще там был безыдейный (в смысле, как раз идейный, но лишенный какого-то особого смысла в целом) фемслэш, написанный за пару часов на коленке. С той же самой идеей "личное не решает"
или "всё в названии".
Название: Большее и меньшее
Размер: 500 слов
Пейринг/Персонажи: офицер тайной полиции/подпольщица
Жанр: ангст
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: последствия пыток, см. рейтинг.
читать дальшеВерёвки до крови впиваются в запястья. Шевелить ими она всё равно не может – перебиты в первые дни. И кожа содрана – когда она еще пыталась бежать.
– Я тебя ненавижу.
Кровоточащие десны, в которых недостаёт зубов, разбитые губы. Привычный солёный привкус во рту. Язык шевелится с трудом – но шевелится.
Хорошо, что не вырвали. Некоторых история ничему не учит.
Она бы — вырвала, окажись перед ней на холодном железном стуле та, другая.
– Ненавидь, – равнодушно соглашается та. – Мне всегда нравился твой огонь.
Она – полностью голая. На коже – ожоги и язвы, некоторые из них еще сочатся сукровицей. Одно ребро сломано – но этого не видно, если не знать.
– А сиськи мои, похоже, не нравились.
Два кривых шрама – там, где раньше была ее грудь. Ей сделали укол, чтобы не подохла в процессе – но не дали лишиться сознания.
– Можешь считать, что я завидовала, – усмехается вторая. Полностью одетая: мужская военная форма сидит на ней, как специально сшитая – даже в груди не жмёт.
"Зачем ты пришла?" – глупейший вопрос. И он остается незаданным.
– Не хочешь ничего спросить напоследок?
Она мокро кашляет и сплёвывает слюну вперемешку с кровью. Кажется, осколок ребра всё же повредил лёгкое.
– А смысл?
– Действительно, никакого.
– Ты же... – она вновь кашляет, металлический пол морозит ступни до полной нечувствительности. Плохо будет, если даже на казнь она не сможет идти сама – повиснет на руках палачей. – Ты же не последнюю сигарету мне пришла предложить?
– Нет. Отнюдь.
Офицер тайной полиции делает шаг вперед, и другой – каблуки стучат по-военному четко. Наклоняется над искалеченной женщиной. И целует, обхватывая – за неимением волос – за бритый затылок.
Она задыхается от неожиданности, словно угли вспыхнули где-то в центре груди.
Поцелуй глубокий, чувственный; так они целовались когда-то, а потом рука любовницы скользила по её животу – ниже и ниже; она ласкала так же, по-военному, уверенно выучив – что можно делать, а что нельзя.
Между ног становится вдруг жарко и влажно – так, что впору ненавидеть себя за слабость. Стон выходит из горла. Воспоминания мельтешат в голове пламенными бабочками.
Мгновение длится, длится и длится. А потом бывшая её женщина – нынешний враг – отстраняется. Проводит по ее щеке пальцами, затянутыми в форменную серую перчатку.
Она зло щурится на издевательски-нежный жест. Та, другая, пожимает плечами.
– Мне нужно было проверить.
– Проверить, хочешь ли ты меня?
Офицер усмехается – с каким-то оттенком усталости.
– В этом и сомневаться не стоило. Просто есть вещи, которые выше этого. Твой огонь был прекрасен. Но большее всегда поглощает меньшее.
Она молчит. На этот раз можно позволить себе молчание.
Их взгляды встречаются – серые небеса и серая сталь, Социальная Дисциплина и Объединенное Сопротивление.
– Я буду присутствовать вместе с генералом на твоей казни. Тебе обещают легкую смерть.
– Разве ты не накажешь меня за то, что я не сломалась?
– Не в моей компетенции. Но тебя такой и запомнят, не сомневайся: сломавшейся. Решат, что ты выдала своих, чтобы умереть без мучений.
– Так и знала, что ты нагадишь и в последний подарок.
– Это меньшее, что я могу сделать.
И офицер уходит из камеры, а политическая заключённая усмехается ей вслед окровавленным ртом.
Сука права. Большее всегда поглощает меньшее. Когда она скажет своё последнее слово – слово-код – ее товарищ-внедрённый нажмет на кнопку, активирующую взрывное устройство.
Лучше умереть в пламени, чем на виселице.
Умереть с нею, этой ненавистной любимой сволочью, в один день.
-
-
28.08.2016 в 01:12Идейный слой как раз тот, который мне очень близок и волнует. И раскрытие персонажей - их мысли, чувства, их выбор - тоже оказалось как-то удивительно созвучно моим мыслям (по крайней мере, на данный отрезок времени).
И стиль крутой.
То, что это фем - отдельный плюс *__*
-
-
29.08.2016 в 16:54Спасибо.
За годы в фандомах я уже успел привыкнуть, что выбор в пользу долга/идеи - не самая любимая и распространенная в этой творческой среде вещь, и далеко не все ее понимают.
С фемом у меня временами работает та же особенность мышления, что у многих (как я читал) со слэшем: возможность избежать коннотаций, которые "по умолчанию" сцеплены с полом в тех или иных ситуациях. И вот эта, в драббле, как раз из них.