"Frozen" ("Холодное сердце").

Об этом мультфильме уже приходилось слышать в окрестностях; но на то, чтобы всё-таки задуматься о просмотре, меня спровоцировал пост уважаемой  Atanvarnie. Правда, планировал я дождаться торрента, поскольку синдром амфибоидальной асфиксии - страшная вещь, а поход в кино был уже запланирован на воскресенье: вместе с матерью, на вторую часть "Хоббита". Но случилось так, что в рамках кампании "привести режим дня в рамки дозволенного" утром я не спал, за окнами было в меру морозно, ясно и почти безветренно, а на онлайн-афишах первый сеанс значился в 10:10.
Так что Коршун собрался и пошел.
Всё сложилось на удивление удачно (вплоть до того, что автобус подошел сразу, а при оплате мне попался счастливый билет). Во время сеанса в зале была только семья из матери и двоих детей, и дети вели себя на удивление прилично для дошкольников, так что совершенно не испортили мне просмотр.
Забавность: перед фильмом показали такой классический ролик про Микки Мауса и Ко - вроде того, который здесь постила фройляйн - черно-белый и развивающийся как по нотам, но только вот персонажи !вдруг получают возможность вылететь за пределы киноэкрана, где обретают цвет и объем (мультфильм шел в 3D). Эффект вышел тот еще. Злоумышленник поиздевался над положительной компанией, а затем и они - над ним; в лучших традициях - бросание тяжелых предметов, кактусы, вилы и прочие милые способы отмщения за едва не поруганную девичью честь Минни. За счет неожиданного поворота, близкого к "слому четвертой стены", даже получил удовольствие.

Далее - о фильме as is; точнее, в основном об одном персонаже.

В первую очередь, конечно, такая анимация рассчитана именно на просмотр в 3D. Технологии не стоят на месте; я воспринимаю это совершенно спокойно, благо, что мне наличие очков практически не мешает. Объемное зрение делает ярче визуальную составляющую мультфильма - которая и без того хороша. Пейзажи и сама атмосфера северного королевства безусловно понравились.
К переводу названия у меня претензий нет - для русского языка такое словоупотребление нехарактерно, а само название очерчивает вектор сюжета вполне четко, не извращая смысл, хотя и слегка сужая.
Что касается сюжета: да, это сказка. Но не переделка сказки о Снежной королеве, как могло бы показаться (даже моя мать спрашивала меня об этом; с вполне понятным, в общем-то, скепсисом). А совершенно отдельная, особая сказка. Которая могла бы даже занять своё место рядом с диснеевскими мультфильмами, которые продолжают мне нравиться даже во взрослом возрасте ("Мулан" и "Король-лев"); хотя, безусловно, жаль, что наши кинотеатры не предусматривают просмотра в оригинальном звуке с субтитрами.
Отмечу, что меня не раздражает юмор, рассыпанный по ходу дела. Наоборот. Чего не сказать о затянутых музыкальных моментах (делаю, впрочем, поправку на то, что в российских локализациях плохо умеют песенный перевод). Снеговик-резонер был внезапен, но местами забавен и трогателен; в целом, такие персонажи - неизбежное зло, так что жаловаться на них - всё равно что, кхм, на снег зимой.
Главная героиня - конечно, она птичка-наивняк, но для юной девушки, воспитанной в изоляции от окружающего мира, Анна ведет себя еще более или менее адекватно, а если что - и в глаз может дать. Одобряю. По мере развития действия она, как водится, расстается с иллюзиями и находит романтический интерес (девочки-зрительницы должны ассоциировать себя с ней, разумеется), попутно выполняя главный сюжетный квест. Тот самый, который связан с ее сестрой и ее способностью создавать из ничего снег и холод.
Уже приходилось встречать негативные мнения о Эльзе, сводящиеся всё к тому же "сама виновата", либо "злодея опять превратили в жертву". Но Эльза - не Снежная Королева; она разве что пытается изобразить нечто схожее в нескольких сценах (могу представить, что однажды в детстве ей могла попасться такая сказка - степень случайности и обстоятельства оставим авторам предполагаемого фанфика на эту тему; условное время действия вроде бы не противоречит). Эльза - человек, который чувствует и мыслит, как человек, несмотря на то, что упорно не видит человека в себе. В себе она видит магическую силу и только ее - с тех самых пор, как родители приняли своё решение и дали ей соответствующую "сценарную директиву". Отделение, диссоциация. Силы она может сдерживать, а может ими пользоваться - но это не меняет самого главного. Самое главное меняется только в самом конце, а песня "Let it go" - очень красивый, но несколько ложный маркер. Эльза - человек; не получится просто так взять - и приклеить ярлык метафоры смерти и ледяного ада. Даже зима и ее признаки поданы в мультфильме не строго в рамках привычной парадигмы "зима = смерть"; с самого начала, с первой песни про лёд.
Эльза - человек... волевой, сильный и гордый, который никогда не попросит помощи. Который причиняет боль, стремясь защититься, и который плохо знаком с собственными эмоциями, потому что от природы спокоен больше, а затем и тренирован на то, чтобы не давать никакому чувству проявиться вовне. Впрочем, это не мешает им проявляться - пусть и не так, как привыкли люди. Окружающие, разумеется, относятся настороженно. В реальной жизни эскалация могла бы идти еще долго, не закончившись для Эльзы ничем хорошим - даже если бы она, в итоге, осталась королевой. Даже здесь она едва не убила агентов ушлого герцога - я, признаться, ожидал этих смертей как дополнительного повода объявить королеву чудовищем и к чему-нибудь приговорить - для пущего реализма и неоднозначности. Но это же сказка; позитивный сценарий.
Так что, в конце концов, Эльза действительно обретает контроль над своими силами (и эмоциями). Тот самый, о котором когда-то давно говорили тролли - и если бы родители занялись именно этим, то неприятностей, случившихся дальше, возможно, удалось бы избежать.
Не могу не восхититься тем, как раскрыта в фильме тема "знака истинной любви". Зритель привык к типичным для сказок сюжетным ходам; даже после первого поворота (так или иначе предвосхищенного несколько преждевременным, относительно канонов, любовным дуэтом) остаётся вполне логичное следующее решение. Легко повестись на удочку, но всё оказывается гораздо интереснее.

Главный Сюжетный Спойлер.

Спасибо можно сказать, без шуток, за напоминание: слово "любовь" может и должно относиться не только к сексуально-романтическим отношениям. Бывают и варианты. Впрочем, это не мешает тихо шевелиться внутреннему фемслэшеру; но кто его спрашивает в данный момент. Скорее, затыкают. Одна сестра закрывает собой другую от удара мечом; слезы второй сестры возвращают первой жизнь, а королевству - лето. Оказывается, и первая песня, и та, которую пели тролли, вполне применима не только по "классическим"/конкретно-ситуативным поводам, но и здесь, в общем контексте. Концепция "безусловной любви(=принятия)", здравствуй, давно не виделись. Психология; а не что-нибудь... как бы корректно выразиться; морально-этическое.
Почему я пишу про Эльзу, которая даже не главная героиня? Видимо, потому, что каждое художественное произведение - в каком-то смысле зеркало, и больше всего бросается в глаза то, что более актуально для смотрящего.
Что характерно: настоящий антагонист мультфильма до определенного времени производит самое приятное впечатление. Он проявляет полагающиеся эмоции, совершает положенные действия - в общем, выглядит располагающе по сравнению с "отмороженной" будущей королевой. По поведению которой абсолютно невозможно сказать, глядя со стороны, что она привязана к сестре и страдает от невозможности прикоснуться. Просто к слову о всё тех же эмоциях. Хотя не знаю, кто из читающих это соотнесет попытку отзыва - и некоторые другие, довольно давние, рассуждения.
В самом начале я сказал, что ледяное колдовство Эльзы - не "снежнокоролевина" метафора. На самом деле, по-моему, колдовство могло быть любым - просто ледяное представляется более опасным, более подпадающим под определение "обоюдоострого инструмента". В конце концов, сам разум, тренированный для понимания окружающего мира, можно использовать разными способами.
Еще интересно, что разум нередко ассоциируется с холодом, а эмоции - с теплом. И следы этой ассоциации можно обнаружить в мультфильме; хотя, возможно, это вчитываю/всматриваю уже конкретно я. Страх же вынуждает защищаться привычными методами (хотя строго говоря, страх - тоже эмоция; но речь не о биологии, а об ассоциациях и образах) - разумными объяснениями (рационализацией). То, что побеждает давний "страх самого себя" - принятие другим человеком "таким, каким есть", но тому, кто предлагает это принятие, приходится продираться через "испытания" вроде ледяных мечей, бурь и снежных великанов, которые в реальности, разумеется, выглядят несколько не так, но от этого не менее болезненны. И в реальности человек, разумеется, чаще плюнет на такую затею. Но я уже говорил, что у классической сказки свои законы. Финал "всеумерли" вряд ли обрадовал бы детскую аудиторию; да и меня самого.
История Эльзы - история каждого человека, которому - из любви, разумеется, - объяснили, что такого, как он, принимать не должны; жить он может, только сдерживая себя/будучи инструментом/выполняя сценарную директиву; а если нет - лучше пусть не живет такой: слабый и/или опасный. Следовательно, любая попытка проникнуть сквозь всё это будет блокироваться - разными способами. "Ты закрываешься" - это очень жизненно, в самом деле. Но хорошо, что у Эльзы всё же есть Анна, а у Анны - достаточно жизнелюбия, чтобы с этим справляться. Финал кажется легким, но на самом деле требуется больше вложений в. Да, внутреннему фемслэшеру по-прежнему рекомендовано молчать, тем более, что к инцесту я отношусь более негативно, чем может показаться.

Что-то я расчувствовался.
Понимаю, почему этот фильм - и Эльза - уже нравится многим. Хотя там ее гораздо меньше, чем в отзыве. И это не значит, что воспитанный троллями парень, у которого лучший друг - зависимый от морковки олень, не заслуживают внимания. Например. ;J И повторюсь, уже то, что главный конфликт - не романтический, является большим плюсом в карму. А еще Коршун любит зиму, так сложилось исторически - хотя меньше, чем в детстве, когда с зимой было неразрывно связано ощущение праздника и "чего-то большего".
Пойду поищу песни в оригинале.

А здесь будет немецкоязычная версия. Так или иначе, а от мюзиклов никуда не деться. Спасибо вконтакту.

Прослушать или скачать Willemijn Verkaik Lass Jetzt Los бесплатно на Простоплеер

@темы: копания глубоко, психологическое, просмот/досмот, песни в голове

---

В честь того, что сегодня

на дневнике, куда я подписался в том числе из-за SKU, вспомнили про "Мулан", любимый мультфильм детства - прелестная кроссоверная картинка:


Мысль еще тех времен, когда я менее отдалился от Л-фандома: кто бы нарисовал нечто подобное с Хильдой и адмиралами.;J
Тем более, что лично я отношусь к девушкам, who get a brain and always speak their mind, весьма обратным образом. А уж если им свойственна некоторая неоднозначность в плане гендерных ролей - так тем более.

@темы: посмеяццо, мыслеизвращения, арт, SKU, ассоциации, Легенда

---

А вообще я сейчас читаю "Механикум". Да, девятая книга в цикле, но я ее как-то пропустил, сразу после "Битвы за бездну" перепрыгнув на "Тысячу сынов" с последствиями чего можно частично ознакомиться в предыдущем посте по тэгу.
До этого мне уже приходилось сталкиваться с механикус на страницах книг цикла; наиболее яркое впечатление, пожалуй, оставила пара из "Не ведая страха" - сервер Хесст и магос Таурен. Еще одна иллюстрация к понятию "нерейтинговый гет" или "в мозг интереснее" - в прямом смысле этого слова. А действие этой книги разворачивается прямо на Марсе, в давая возможность взглянуть на техно-социум изнутри.
Пока что прочитано чуть менее половины; поскольку персонажи не-ключевые, чем дело кончится, ясно только в самых общих чертах. Впрочем, это Вархаммер, так что все, наверное, умрут. Тем не менее, читать о техно-интригах и экспериментах пока что интересно. Восприятие отдыхает от космодесантников, позволяя вспомнить о том, как разнообразен сеттинг.
И между тем, данная книга проходит тест Бехдель. И мне успели понравиться что целеустремленная адепт Кориэль Зета (и при всем моем отношении к высоким температурам, Магмагород - весьма оригинальный архитектурный комплекс), что умеющая неосознанно подключаться к ноосфере изобретательница Далия Кифера. Последняя, конечно, немного наивна и порывиста, но ей восемнадцать лет, что многое объясняет даже с учетом интеллекта. В импровизированном конструкторском бюро есть еще две женщины и два мужчины. А Далия с адептом Зетой вообще беседовала на отвлеченную тему.;J
Сюжетная линия, разворачивающаяся в связи с ними всеми, пока что наиболее интересна. Хотя опять же - учитывая сеттинг, не верится, что их стремление к прогрессу человечества закончится хоть чем-то хорошим. Даже локально. Плюс добавить политическую ситуацию, из состояния холодной войны плавно перетекающую - в связи с еще пока не явным мятежом Хоруса - в горячую фазу.

Музыкальная ассоциация. Больше с эстетикой Механикум в целом, чем с книжной конкретикой. Хотя, конечно, противопоставление "разум - эмоции" - на редкость живучий стереотип. Поскольку те самые эмоции в процессе именно что мышления (человеческого; иного мы не знаем) задействованы, это вполне установлено; но из классической фантастики штамп уже просочился во вторичные порождения и массовое сознание. Но претензии тут бессмысленны; примем за очередное фантдопущение: ). Что-то в этой эстетике действительно есть; и такое ощущение, что отцу бы могло понравиться.

Прослушать или скачать HMKids AdeptusMechanicum бесплатно на Простоплеер

Текст песни

From the Weakness of the Mind Omnissiah save us
From the Lies of the Antipath Circuit preserve us
From the Rage of the Beast Iron protect us
From the Temptations of the FlashLord Silica cleanse us
From the Ravages of the Destroyer Anima shield us
From this Rotting Cage of Biomatter
Machine God set us free

There is no Truth in Flesh
Only Betrayal
There is no Strength in Flesh
Only Weakness
There is no Constancy in Flesh
Only Decay
There is no Certainty in Flesh
But Death

From the Weakness of the Mind Omnissiah save us
From the Lies of the Antipath Circuit preserve us
From the Rage of the Beast Iron protect us
From the Temptations of the FlashLord Silica cleanse us
From the Ravages of the Destroyer Anima shield us
From this Rotting Cage of Biomatter
Machine God set us free

@темы: книги, Warhammer, песни в голове

---

Этот момент необходимо зафиксировать.

Я сдался и попросил у тов. Narindol'а кодексы.
Завтра к вечеру, надеюсь, долетят.

@темы: Warhammer, другой фандом

---

Для психологической разрядки.

"Sexy, sexier, Pia"© Разве не правда?





И заведу, пожалуй, отдельный тэг.

@темы: Empress of the musicals, видеовсякое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Неожиданно для себя, в общем-то.

Но старые ассоциации и вспомненные диалоги порой дают неожиданные плоды - особенно если долго не спать. Тэги неслучайны, однако читаться, полагаю, может и без того. Для чистоты, так сказать, эксперимента.

Я - камень

я - камень в фундаменте нового прочного здания мира структуры системы
небесных садов и заводов подземных;
однако я - камень, не боле, чем камень, пусть краеугольный, как кто-нибудь скажет;
я - камень, и в том моя суть.
я - камень, я создан из мрака из тверди из смерти из пепла из воли из страха
из веры в расчет и надежды на разум;
я - прах, и во прах суждено мне вернуться
ни гнева ни горя ни злости ни тщеты ни боли ни жалости -
нет.
я же камень.
есть долг и есть гордость и есть назначенье
значенье порядок структура система
беззвездная ночь и сияние солнца
безжалостно яркое золото солнца
я - камень, мне нечем смотреть.

я - камень средь прочих, но я понимаю обширней полнее ясней очевидней
чеканную четкость и сумрачный хаос;
я - камень, я - план, я - вместилище долга,
я - мыслю;
и только так долго, как камень способен быть мыслью быть словом быть делом союзником стенам опорой для крыши
он право имеет быть избранным камнем,
смотрящим на солнце, пускай ему нечем, пускай он бесчувствен, безмолвен, недвижим -
он - избран, он - важен, но всё же он - камень,
он - функция, в том его суть.

я - камень, мне ведомо время движение импульсы силы давление тяжесть
магнитное поле ярчайшего солнца
и собственный вес, увлекающий ниже
всё ниже всё дальше всё тише всё глубже всё неотвратимей
ошибка.
ошибка.
ошибка в расчетах.
спокойно, нет права нет правды нет места нет мести нет "если"
есть только ошибка, простая ошибка, она не фатальна, как кто-нибудь скажет,
спокойствие, только оно.
я - камень в основе структуры системы прекрасного нового здания мира
лопаты стучат
небеса потемнели
сошлись облака
начинается ливень
я - камень, я знаю, что всё это значит,
и камень исполнит свой долг.

я - камень, бесчувствен безмолвен недвижен нетронут продуман просчитан придавлен
к себе равнодушен, другим безразличен,
я - камень, не больше, не меньше, чем камень, моя траектория - общеизвестна,
а цель вскоре будет видна.
нет мысли, есть только фундамент опора и балки и стены и крыша и солнце
нет, дождь или тучи, но всё же, но всё же
фундамент - устойчив испытан оплачен
пролившейся кровью - как должно, как всюду
бывало и будет
раз люди всё те же всё так же о том же туда же и так же и тут же и тут же
но всё же
фундамент останется прочным,
я - камень, и в этом - не лгу.

я - камень, последние горсти песчинки секунды мгновения воспоминанья
сочатся и падают в темную бездну;
лопаты стучат,
только слышно всё тише, всё глуше, всё глубже, полней погружаюсь, сливаюсь с землей и другими камнями,
срываюсь и падаю вслед.
я - камень, не избранный боле, не правый, не краеугольный, но всё-таки камень,
и этого права - лечь камнем в фундамент
никто не отнимет никто не сумеет никто не решит что оно того стоит -
священное право ложиться в фундамент
под ярким безжалостным юным светилом
на миг вырываясь из мрака из ночи из плоти из тверди из страха из пепла
из смерти явившись и в смерть возвращаясь;
всё правильно, промахи стали ошибкой, цементом на крови, пролитой во имя, во славу, во благо,
для будущей жизни, садов и заводов,
всё правильно
всё
я исполнил, что должно,
я - камень в фундаменте нового мира;
я счастлив.
я счастлив.
я сча...

@темы: стихи, квэнта, полночный бред

---

Вот что я нашел, однако.

"Ich weine nicht mehr" из мюзикла "Мария-Антуанетта" в исполнении Доуэс.



Для тех, кто не в курсе: в мюзикле эту песню в канун ВФР поет девушка из народа, и песня сама по себе символизирует народный подъем/возмущение. Идейные и прочие позиции герра Кунце относительно мюзикла, как целого, оставим за кадром.
Здесь исполнение вышло более лиричным, печальным и плавным; но мне всё-таки слишком нравится, как поёт эта женщина.

Для сравнения: Сабрина Векерлин, оригинальный каст мюзикла.

@темы: musicals

---

Миди с прошлой зимы.

Разумеется, не закончен перенос работ с прошедшего лета (что там, я и работы 2012 года перенес к себе - на дневник, а не на фикбук-аккаунт - не до конца), но о прошлой зиме здесь есть только ссылки и итоговый пост благодарностей. С текстами как-то не случилось; однако в ходе новой волны увлечения о них можно - и нужно - вспомнить.
Оно действительно накатывает, как волна - одна или другая. На какое-то время можно было почти забыть и не думать, занимаясь другим, даже если музыка из плеера, сама по себе, никуда не девалась. Ни теорий, ни размышлений, ни идей, ни пересмотров. А после, когда снова идет настройка - словно и не было полугода практически "без".
Удивительная всё-таки вещь. Особенно, конечно, кунце-леваевские творения.

В общем, один из самых длинных моих текстов. Идея появилась из заявки на фемслэш-кинке, за которую не мог не зацепиться взглядом - даром, что "Лигейю" люблю с первого прочтения в десять с небольшим лет. В процессе, как обычно бывает, замысел слегка видоизменился, количество мрачности в тексте меньше, чем должно быть, но жанр "мистика" стоит, как считаю, по праву.
Забавно, что один из бартерщиков по тексту решил, что автор не любит "Я" и шипперит Максим/Ребекка. Видимо, спутали с уважаемой сокомандницей. Что могу сказать - отношение автора к персонажам первоисточника это одно дело, а конкретный концепт - другое.

Продолжение в комментариях.
Фидбэк приветствуется.

Название: Миссис де Винтер
Автор: Коршун
Размер: миди, 12 200 слов (после редактуры)
Пейринг/Персонажи: "Я", миссис Дэнверс, Максим де Винтер, упоминается Ребекка де Винтер
Категория: джен/фэмслэш/гет
Жанр: драма, мистика
Рейтинг: R
Предупреждения: смерть персонажа. Или наоборот.
Краткое содержание: миссис Дэнверс решает сделать из "Я" настоящую миссис де Винтер. Разумеется, в том смысле, в каком она это понимает.
Примечание: AU,

спойлер!

содержит отсылку к рассказу Э.А.По "Лигейя", и отрывок из него в переводе В.Рогова, с каковым рассказом автор настоятельно рекомендует ознакомиться перед чтением. Отрывки из дневника "Я"; по возможности приближены к стилю романа Дафны дю Морье. Написано по мюзиклу, хотя некоторые элементы книжной вселенной по необходимости присутствуют в тексте.

"Господи! — вскричала Лигейя, воспрянув и судорожно воздевая руки горе, как только я дочитал эти строки. — Господи! Неизбежно ли это? Не будет ли Победитель побежден хоть единожды? Или мы -– не частица Твоя? Кто, кто ведает тайны воли и силу ее? Человек не предается до конца ангелам, ниже самой смерти, но лишь по немощи слабыя воли своей".
Э.А.По, "Лигейя"

Sie ergibt sich nicht.
Man besiegt sie nicht.
Sie ist stark,
der Macht des Todes
unterliegt sie nicht.
"Rebecca, das musical"

Девушка — совсем юная, едва ли старше восемнадцати лет — беспокойно ворочается на кровати. Ее полудетское лицо выглядит напряженно-сосредоточенным, светлые брови нахмурены. Сон некрепкий, поверхностный — она спит и знает об этом, и пытается вырваться из неприятного сна, но первая ночь в этом доме по-прежнему не обещает ей отдыха. Она слабо вздыхает, снова переворачиваясь со спины на бок, и ее губы едва заметно шевелятся, повторяя что-то — кажется, сказанное вовсе не ею. Кажется…

...ей кажется, что она тонет и не может вздохнуть — легкие доверху заполняет вода, глаза режет от морской соли, но она упрямо бьет ногами и руками, пытаясь всплыть. Она не сдается — она никогда не сдавалась, какая чушь думать, будто всё может закончиться здесь и сейчас. Она выплевывает воду, тут же набирая в ноздри и в горло еще и еще. Она видит свет над головой — совсем близко, протянуть руку — и спасена, и можно будет вдохнуть наконец хоть какой-то воздух. Но руки, ноги и голова наливаются смертельно-свинцовой тяжестью, застывают, как не родные. Она чувствует ужас — животный страх. Это просто не может быть правдой, она жива, жива, жива!.. Она хочет жить сильнее всего на свете.
Она не хочет умирать просто так.
Вокруг нее по воде расплывается кровь — откуда кровь, почему?.. но тело уже слишком тяжелое, не шевельнуться и не понять. Будто она утратила способность командовать собой еще раньше, чем ощутила на губах соль.
Она погружается в воду, и только одна мысль — на французском, она же почти не помнит этот язык, хотя еще может блеснуть при случае, — целеустремленно продолжает пробиваться наверх.
Je reviens.

...как она ни старалась, ночной кошмар цеплялся за мысли даже после нескольких часов бодрствования. Стараясь отвлечься, она без особой цели бродила по коридорам и заглядывала в комнаты: изучала свой новый дом. Да, Мэндерли должен был стать ей домом — она знала твердо. Но гораздо легче сказать, чем сделать. Прислуга косилась на нее так, словно она была гостьей, а не их «новой миссис де Винтер», — особенно если она спрашивала о чем-то. Отвечали ей, разумеется, безупречно вежливо, но она-то была не слепая. И вот, едва ли не каждый вопрос начинал казаться или глупым, или неуместным, или сразу тем и другим. От этого смятение внутри, порожденное сном, только нарастало, так что за двери следующей комнаты она заглянула уже и правда как растерянная девчонка.
Но тут же собралась с духом — насколько могла — увидев там миссис Дэнверс. Строгая экономка напугала девушку еще вчера вечером, и ее взгляд был самым невыносимым из всех. Но сейчас она, казалось, не замечала новой хозяйки. Женщина в черном застыла, неразборчиво что-то шепча и время от времени замолкая, словно прислушиваясь к ответу. По комнате плыл душный цветочный запах — глаза неожиданно быстро привыкли к мягкому полумраку, и хватило одного взгляда, чтобы найти источник: орхидеи. Длинная лавка возле окна, заставленная горшками. Удивительно, но эти цветы, всё их множество, никак не противоречили прочим деталям убранства комнаты. Очень женской комнаты — аккуратной, изящной и до сих пор хранившей следы своей прежней хозяйки.
Ребекки.
Сердце девушки болезненно сжалось. Некстати вспомнилось, что Ребекка утонула, катаясь на яхте, — и собственный сон на мгновение показался вовсе не странным: она думала о прежней жене Максима перед тем, как уснуть. Вот ей и приснилось… но она отбросила эту мысль, не додумав. Нельзя было стоять просто так, переминаясь без толку с ноги на ногу. Может быть, миссис Дэнверс и не была ей здесь рада, но никто не запрещал — и не мог запретить — приходить сюда.
— Здравствуйте, — нерешительно начала она.
Миссис Дэнверс обернулась с отрешенным видом, словно бы перед глазами у ней только что вставал некий иной образ. Но тут же лицо экономки переменилось, стало той же восковой маской, что и вчера.
— Я могу быть чем-нибудь вам полезна, мадам?
— Нет, спасибо, — она сказала это, может, чуть-чуть поспешно. — Просто мой муж очень занят, и я решила здесь осмотреться. Чтобы лучше узнать обо всем.
Миссис Дэнверс кивнула, будто и ждала такого ответа.
— Что ж, это — утренняя комната. Извольте видеть. Здесь миссис де Винтер, позавтракав, писала письма и звонила по телефону.
Как своеобразный экскурсовод, экономка прошла по комнате, обводя помещение выверенным жестом руки.
— Ее секретер, — миссис Дэнверс указывала на предметы, но избегала касаться их, словно святынь. — Ее гостевая книга. Ее писчая бумага. Ее конверты. Ее календарь. Ее визитные карточки, — каждое слово в этом занудном перечне звучало для «новой миссис де Винтер», как удар колокола, и оттого у нее начинало противно звенеть в ушах.
Она подошла к секретеру вслед за миссис Дэнверс, будто ее что-то притягивало, вынуждая против воли переставлять ноги.
Миссис Дэнверс стояла неподвижно, глядя на маленькую изящную статуэтку у края столешницы — нет, не просто глядя: замерев в полуприкосновении, как если бы неожиданно и глубоко задумалась или просто вдруг вспомнила, что находится в комнате не одна.
А вот она сама почему-то не колебалась. Просто взяла самую верхнюю из визитных карточек — не заботясь об осторожности, как если бы те были ее собственными, — и стала рассматривать.
Каждая карточка являла собой скромный белый прямоугольник — и тем резче на любой из них проступало имя владелицы. Элегантная вязь, словно рукописная, а не отпечатанная, сразу приковывала взгляд — на адрес и номер, набранные гораздо более строгим шрифтом, никак нельзя было обратить внимание прежде времени.
— Ребекка де Винтер, — прочла она вслух. «Ребекка де Винтер» — отдалось где-то внутри чужим, насмешливым голосом.
И она, не сознавая, что делает, горячо прошептала:
— О, как бы я хотела быть ей… или хотя бы такой, как она.
Как часто бывает в такие моменты — и как уже бывало с ней раньше, — по утренней комнате растеклась тишина, в которой звонкий шепот прозвучал предельно отчетливо. Она привычно втянула голову в плечи, но тут же скомандовала себе выпрямиться и поднять взгляд. Что сделано — то сделано, но можно хотя бы не выглядеть еще более жалкой.
Ее слова всколыхнули неподвижность миссис Дэнверс — та сбросила видимое оцепенение и все же коснулась пальцами фарфорового Амура. Движение было до странности похоже на ласку — то ли материнскую, то ли любовную.
А затем экономка повернула голову к своей новой хозяйке, медленно, как могла бы поворачивать голову большая змея. И кивнула:
— Возможно, я смогу помочь вам в этом, мадам.

*
«…в то утро мне успело почудиться, что она меня съест. Это так по-детски, конечно же, но я живо вообразила, как миссис Дэнверс превращается в огромную кобру и проглатывает меня. Тем более что я вправду была похожа на кролика или мышь — даже моя старая юбка, в которую я вцепилась от всегдашней неловкости, имела всё тот же мышиный цвет. И я не в силах была зажмуриться, чтобы не видеть броска и своих последних секунд — просто смотрела в ее глаза, словно позабыла, как владеть телом.
Но миссис Дэнверс со мной ничего не сделала.
И даже больше того…
Должно быть, я испугалась не настолько сильно, как думаю. Только увлеклась собственной фантазией, по давней привычке. А миссис Дэнверс чувствует чужой страх, как зверь, и тогда атакует — это в ее природе, словно у хищника. В одной из множества старых книг я читала о чем-то в подобном духе. Нет, я никогда не скажу, что мне нравятся такие сравнения и черты, но уже пообещала себе: однажды преодолеть этот страх.
В конце концов, если я и правда хочу… от такой смелой мысли перехватывает дыхание. Неужели я впрямь подумала, что смогу справиться со всем этим? Я сама до сих пор не знаю, что толкнуло меня ответить согласием, когда миссис Дэнверс вновь смерила меня типичным для нее взглядом и предупредила, что мне может прийтись нелегко. Вероятно, та же самая сила, побудившая рассмотреть в деталях визитную карточку и прочие вещи Ребекки, так и лежавшие нетронутыми в ее утренней комнате. Может быть, эту силу зовут любопытством или духом противоречия, но тогда я не знала ей имени, и, признаться, не знаю сейчас.
Я твердо знаю одно: я решила, что сумею стать не хуже Ребекки де Винтер, а миссис Дэнверс по непостижимой причине решила мне в этом помочь.
Но сегодняшний день, по счастью, расщедрился не только на странные случаи, но и на приятные встречи. А именно — я познакомилась с сестрой Максима и ее мужем.
Они вошли в утреннюю комнату, когда я добросовестно пыталась придумать послание к миссис Ван Хоппер — такое же, какие она писала множеству шапочных знакомых: вежливое, приятное и ни к чему не обязывающее. Я до крайности плохо умею заниматься такими делами, но это — одна из обязанностей хозяйки, как уже успела мне объяснить миссис Дэнверс. Так что я вздохнула и попыталась применить воображение к более практическим и полезным вещам, чем обычно. Вот в это-то время миссис Дэнверс их и пригласила.
Беатрис — она сразу же попросила звать ее просто Би, а не миссис Лэйси и даже не полным именем — ничуть не похожа на чопорных леди из книг, а Джайлс, ее муж, любит странные шутки, но в остальном очень мил. Спустя каких-то десять минут мы уже разговаривали и смеялись, словно знакомы тысячу лет. Мы теперь родственники, как заявила мне Би.
Миссис Дэнверс распорядилась принести нам вина — по бокалу, не больше, чтобы выпить за встречу — и удалилась, а Би и Джайлс наперебой рассказывали о великом множестве родичей и соседей, с кем я непременно должна буду познакомиться. Я улыбалась им и кивала в ответ, как китайский болванчик. Внутри же всё холодело при одной мысли, что мне придется куда-то еще выезжать, что-то говорить и с усердием делать вид, будто я здесь своя.
Здесь все помнили о Ребекке, и как бы ни улыбалась мне Би, я знала: она тоже помнит. И, должно быть, присматривается к новой жене Максима, гадая — подходит та или нет. О, как мне хотелось понравиться этой доброй женщине и получить оправдательный вердикт от нее.
Я решилась и подняла тост за будущее счастье. Би горячо поддержала меня, а сердце в моей груди забилось сильней и радостней.
Но моя голова тоже закружилась гораздо сильнее, чем раньше. Само собой, я очень плохо спала эту ночь, и еще меньше суток прошло с моего приезда. Несколько быстрых глотков вина могли оказаться лишними. Мне поначалу думалось, что это быстро пройдет, но симптомы становились лишь ощутимее. Так что я извинилась перед Би, как умела, — к счастью, она смогла понять мое состояние и не посчитала себя обиженной. Всё расплывалось передо мной, пока я шла по коридорам, руководствуясь неверными подсказками памяти, и на постель я упала, словно убитая.
Вскоре мне стало лучше, но я до сих пор ощущаю слабость, так что решила пораньше лечь этим вечером. Миссис Дэнверс любезно поделилась со мной снотворным — никогда не подумала бы, что Ребекка де Винтер пользовалась таблетками для хорошего сна. У таблеток странный привкус, такой же, как у вина — но мне, должно быть, опять мешает воображение. Надо просто чувствовать благодарность, что миссис Дэнверс не враг мне, пускай и не может принять меня вот так сразу.
Сейчас снотворное подействует, и карандаш может выпасть из моих пальцев — так что лучше будет перебраться в постель заранее.
И все же, как бы странно ни начался этот день, сегодня мне с новой силой захотелось поверить в лучшее. Миссис Дэнверс, в сущности, не плохой человек, и даже не страшный. Перед сном я повторю себе это еще несколько раз.
Я надеюсь, что мы с ней хоть немного подружимся…»

*
Ночью здесь тихо. Тишина и темнота царствуют в доме над морем. Только шорох шагов, только шепот теней. Так тихо, что даже нельзя услышать, если не захотеть.
Все спят: давно уснули хозяин с хозяйкой, и вся прислуга, и даже море, кажется, спит. Не спит только женщина, скользящая по коридору, словно еще одна из теней. Левой рукой она придерживает подол глухого черного платья, в правой же держит свечу. Слабый огонек бросает на стены смутные отсветы, но скорее заставляет щуриться, чем помогает что-либо разглядеть. Однако женщина совершенно спокойна. Она движется вперед, словно неотвратимость, и отлично знает дорогу.
Она проходит мимо спальни «мадам» — как решила, чтобы не путаться, называть жену мистера де Винтера. На секунду-другую она останавливается и смотрит в дверь, будто может видеть сквозь дерево. Но она лишь раздумывает, верное ли решение приняла — хотя не позволяет себе погрузиться в мысли сверх меры. Ей нужно идти этой ночью, нужно быть там, где ее голос будет услышан.
В западном крыле — еще тише, если так вообще может быть. Тишина здесь старая, плотная, но в ней куда больше теней. И тени эти женщина слышит. Она замирает, протянув руку, и вглядывается вперед прищуренными глазами:
— Здесь ли ты?
Тишина. Темнота. Только тени мечутся по потолку в такт с мерцающим огоньком свечи.
Женщина качает головой.
Спустя еще несколько беззвучных мгновений и беззвучных шагов она легко толкает дверь в нужную комнату. В спальню. Дверь не заперта — ни к чему, ведь каждый здесь знает, чье это царство.
Войдя, она зажигает свечки, искусно спрятанные среди белых цветов. Цветы и стебли оплетают зеркало на туалетном столике, словно вторая рама, а свечки, охотно вспыхнувшие от единственного огня, придают отражению глубину. В зеркальной поверхности пляшут тени, шепчут о чем-то. Но их может услышать только тот, кто готов.
Она усаживается на стул перед зеркалом, сложив на коленях руки. Большая свеча, принесенная ей, установлена на подсвечник. При свете особенно хорошо заметны следы бессонницы, мешки под глазами. Она дотрагивается до седой пряди, единственной в смоляных волосах.
— Ты помнишь, правда? — тихо спрашивает она. — Ты помнишь, Ребекка? В тот самый час, когда я узнала…
Тишина. Только чуть громче шумит ветер за окнами.
— Ты помнишь. Но я не сержусь, о нет. Я знала, что ты вернешься.
Она молчит, прикрыв глаза, и затем кивает:
— О да, — изгибаются губы. — Я помню. Они так и не нашли твою яхту. Ты тоже знала. Ты знала.
Она смотрит в зеркало, нежно проводит пальцами по затененной поверхности.
— Дорогая моя, — в голосе слышен оттенок боли, — зачем ты заставила меня ждать так долго?
И сразу же качает головой.
— Нет, так было надо, конечно же.
Ее лицо безмятежно-спокойно, как лицо статуи. В темных глазах отражается пламя свечей, и только оно: кажется, будто иного выражения в них не то что нет, а никогда не было. Так могла бы смотреть судьба. Или неотвратимость.
Она кивает:
— Да, я всё понимаю. Я слышу. Я вижу.
Она вглядывается в зеркало, наклонив голову к плечу. Тени мелькают внутри, тени что-то шепчут в ответ.
— Я остаюсь твоей Дэнни. И жду тебя.
Она встает и задувает свечи. Даже в полной темноте она не смогла бы здесь заблудиться. Дэнни подходит к высокому, во всю стену, окну и одним сильным движением распахивает тяжелые створки. Запах моря врывается в комнату, мешаясь с ароматом цветов.
— Госпожа моя… госпожа, — шепчет женщина, давно забывшая свое первое имя. — Вернись, Ребекка. Вернись.
Ей согласным шумом вторят ветер и море.

…она любит соленый ветер. Любила всегда, еще с детства — и запах моря, и волны, и ветер в лицо. И риск, конечно же — без риска у жизни нет вкуса.
Она стоит на палубе своей яхты и, прищурившись, смотрит вдаль. Сегодня она вышла в море ради своего удовольствия, а не ради соревнования и победы, и может ничего не доказывать. Есть она, есть волны и воздух. Остальное — пыль и ничто, в том числе люди — ей сейчас совсем нет дела до них. Она раскидывает руки, смеясь. Превосходно. Море всегда было ей другом, союзником — кошмары о том, будто она тонет, снились раз или два, но проснувшись, она выкидывает их прочь из мыслей. Смеется над ними, как над всякой опасностью.
Ветер треплет ей волосы — распущенные, свободные. Она думает, что к ней можно применить оба этих слова: смотря кто соберется оценивать; и ей смешно. Солнце на небе светит ярко, словно тоже хочет смеяться с ней вместе. Она возьмет здесь своё, пока сама по себе — наедине с морем, ветром и светом. Ни с одним из людей не может быть — так. Даже с самой близкой из них.
Она знает это, и ей всё равно. Она к ним вернется, конечно — но когда захочет сама.
Она всегда возвращается.

…та, кого миссис Дэнверс называет «мадам», лежит на кровати, раскинув руки. И улыбается шальной, будто и не своей, улыбкой.

*
Девушка сладко спит, повернувшись на бок. Ночь прохладная, и она с удовольствием натянула на себя одеяло. Ее ладони сложены под щекой, словно ей недостаточно мягкой подушки — или словно на ночь можно вернуться в детство. Но ее лицо и в самом деле по-детски спокойно, и по-детски же трогательно — ей едва только восемнадцать лет. Сейчас она похожа на картинку из книжки, в которой с героями никогда не случается ничего плохого.
Она неразборчиво что-то шепчет, устраивается удобнее. Сон хороший и теплый, в нем всё правильно, и ей остаётся одно — отдыхать. Остаётся…

…она аккуратно поправляет перчатку. Костюм идеален, сомнений нет, только вот перчатка на левой руке чуть-чуть съехала. Верно, никто бы и не заметил такую мелочь — но она не может позволить себе небрежности. «Пренебрежение собой начинается с малого» — если что-то в нее и вбили в родительском доме, так это.
И она выходит к гостям, улыбаясь. Ныряет в их восхищенный шепот и плещется в нем, будто в теплом море. Волны зависти и обожания захлестывают с головой. Ей хочется рассмеяться, но здесь не место свободному смеху. Здесь и сейчас надо исполнять роль хозяйки, тем более, что Макс смотрит на нее внимательно и тревожно. Он предупреждал ее, буквально два дня назад. «Будь осторожней». Он даже не знает, насколько осторожной она может быть, если хочет. Она усмехается про себя.
Но она всё равно добивается своего, и это ему известно.
Ее, конечно же, обступают мужчины. Они тянутся к ней, как бабочки на огонь. Или мухи… — но воспитанной женщине не положены такие сравнения. Они спрашивают ее о пустяках, не замечая, что их крылья уже потихоньку тлеют. Ей это нравится.
И она спокойна.
Она роняет им фразы, не значащие ничего — а они кидаются подбирать, словно рассыпанный жемчуг. Ничего непристойного — все непристойности каждый второй уже давно нарисовал в голове; разве она в ответе за это? По крайней мере, сейчас — ничуть.
Вот этот, молодой и зеленоглазый, интересующийся парусным спортом. Новый человек в их кругу — чей-то племянник или кузен. Он кажется ей забавным: особенно этот взгляд в ее сторону, который он безуспешно пытается скрыть. Хорошо, что не краснеет хотя бы. Но у нее давно не было ничего в таком духе, а без разнообразия — как без риска — не стоит жить.
— Вы и правда не только зритель, но и спортсмен? — неверяще спрашивает он. — Это так волнующе. Женщина-моряк.
Она внутренне усмехается этой невинной лести.
— Моя «Je reviens» еще ни разу меня не подводила.
— Ваша яхта?
— Именно, — она наклоняет голову, с намеком на улыбку в краешках губ, и смотрит по сторонам: быстрые взгляды из-под полуопущенных век. Всё спокойно, даже Макс перестал посматривать на нее с настороженным интересом. Как-то ей доводилось видеть картину с тигрицей, лениво растянувшейся под полуденным солнцем. После охоты, должно быть. Она воображает себя такой же: лежит и греется, втянув когти на время, чтобы выпустить их, когда настанет момент. Потому что ее охота еще впереди, еще только начинается.
— Почему вы дали ей столь… интригующее название? — интересуется будущая добыча.
— О, — обезоруживающе улыбается она, — всё просто. В море случаются катастрофы, но я не боюсь их. Это мой талисман от беды.
Ее награда за этот ответ — улыбка. Жертва не чует беды, жертвы ее никогда не чуют. А когда понимают, куда она их завела — уже поздно, как и всем тем, кто ввязывается с ней в гонки по морю.
Даже если она проиграет, она вернется, чтобы попробовать снова. Чтобы получить своё.
Даже если она проиграет…

…она потерла лоб, беспокойно нахмурившись. Она помнила, что видела какой-то сон этой ночью, но совершенно не помнила, о чем именно. Кажется, ей снился Мэндерли — непривычно яркий и шумный. Какие-то гости, танцы, пение, смех. И ей хотелось быть там, с бокалом в руке, окруженной стайкой мужчин и женщин. Те слушали бы ее, говорили с ней — а она бы шутила, позабыв стыд, помня только о праве хозяйки дома. Кажется, так и было во сне. Только кажется.
Она проснулась с трудом, словно невидимые пальцы давили ей на глаза, мешая разлепить веки. Тело было слабым, не слушалось. Но это, видимо, оттого, что легла она позже обычного — они с миссис Дэнверс обсуждали хозяйственные вопросы. Правда, говорила в основном миссис Дэнверс, а она — слушала и запоминала, порой собираясь с духом и высказывая, что думает. Экономка никак не давала понять, нравятся ли ей мысли девушки, только кивала и продолжала дальше: неуклонно и педантично.
Она отвыкла от всякой учебы, пока сопровождала миссис Ван Хоппер, так что и слабость, и странности с памятью можно было объяснить этим.
Можно, конечно же. Она попыталась улыбнуться собственному нелепому страху и всё-таки сосредоточиться на том, чтобы достать с полки книгу.
Они были в библиотеке — она и Максим. Только не вместе, отдельно. Он читал газету, то и дело поднося поближе к глазам, несмотря на очки, а она… Она помнила, как пришла сюда, но не помнила, для чего. Разумней всего было сказать ему, что за книгой — он ведь знал, как она любила читать. И вот, она уже ходила меж стеллажей, задрав голову и высматривая что-то, способное пробудить интерес. А еще — раздумывая о снах и странностях памяти, хотя это вовсе не мешало неспешному поиску. Она увидела подходящую книгу — что-то из истории искусства — на верхней полке и потянулась за ней, привстав на цыпочки.
Но достала она вовсе не то, что хотела, а темный томик, небольшой и даже не старый. Она подержала его в руках, как любила делать, чувствуя вес и фактуру обложки. Что именно ей хотелось прочесть минуту назад, она позабыла сразу, и даже не поняла этого.
А затем ее взгляд упал на страницу, открывшуюся случайно.
«…я стал покорным рабом опиума, и мои труды и приказания заимствовали окраску моих видений. Но не буду задерживаться на перечислении всех нелепостей. Скажу лишь об одном покое, навеки проклятом, куда в минуту умственного помрачения я привел от аналоя как мою жену — как преемницу незабытой Лигейи — светлокудрую и голубоглазую леди Ровену Тревенион из Тремейна».
Она вздрогнула и еще раз перечитала абзац. Можно было назвать это совпадением, но даже совпадения подобного рода могут что-то да значить.
Дальнейшее описание она проглядела бегло — не было ни одной комнаты в Мэндерли, которая подходила бы под него. Оно было только фантазией, декорацией для какой-то драмы, а какой именно — она еще не могла понять, хотя догадаться могла.
— В подобных-то палатах, — начала она читать вслух, сама не заметив, как, — в подобном-то брачном покое, проводил я с леди Ровеной нечестивые часы в первый месяц нашей брачной жизни, проводил их лишь с малым беспокойством. Что жену мою ужасал мой свирепый и тяжелый нрав, что она сторонилась меня и любила меня очень мало, я не мог не заметить; но это скорее доставляло мне удовольствие. Я питал к ней ненависть и отвращение, свойственные скорее демону, нежели человеку. Память моя возвращалась (о, с какою силою сожаления!) к Лигейе, любимой, царственной, прекрасной, погребенной. — По ее спине пробежала невольная дрожь. — Я упивался воспоминаниями об ее чистоте, об ее мудрости, об ее возвышенной, ее неземной душе, об ее страстной любви, доходившей до полного самоотречения…
Где-то на середине отрывка, когда ее голос стал громче, Максим поднял голову от газеты. Его взгляд сосредоточился на ней, заставив тут же замолчать.
— Оставь эту книгу, — отрывисто бросил он.
— Но почему? — осмелилась возразить она. — Мне всего лишь интересно… Я не читала ничего подобного в школе, — добавила она тихо. На самом деле, настоящая причина была в другом. И реакция Максима на этот отрывок только укрепила ее подозрения: в Лигейе узнавалась Ребекка. Такая, как о ней вспоминали вокруг — и только Максим неотступно молчал, заставляя перебирать догадки.
— Правильно делала, между прочим, что не читала. И так уже слишком много ненужных книг и черт знает чего еще, — сказал он с плохо понятным ей раздражением. — Слишком много фантазий, черт побери. Твоя идея с балом-маскарадом — ты за нее всё держишься, так? Не думаешь отказаться? — Его глаза светились каким-то злым, непонятным светом.
— Нет, почему? — она искренне удивилась: бал, по словам Беатрис — его родной сестры, между прочим! — давно стал ежегодной традицией, и никак не мог быть сочтен внезапной девчоночьей блажью. — Мы же… мы уже говорили об этом. Я еще раз говорю тебе, что сама всё устрою. За меня не надо так беспокоиться, — пообещала она, постаравшись вложить в голос все остатки уверенности.
Как и положено хорошей хозяйке. Она уже это выучила.
Он криво усмехнулся, но ничего не ответил, заслонившись от ее взгляда газетой. И тут уже обидеться захотелось ей. Если Максим не хотел ее слышать — с какой стати ей было слушаться? Она сжала губы и упрямо — откуда только это упрямство взялось — продолжила читать вслух:
— В чаду моих опиумных грез (ибо я был постоянно окован узами этого зелья) я громко взывал к ней порою ночного безмолвия или днем, среди тенистых лесных лощин, как будто дикий жар, высокая страсть, снедающий пламень моей тоски по ушедшей могли способствовать ее возврату на земные тропы, ею покинутые — ах, вправду ли навек?
Ей казалось, что она видит это, как наяву: человек, чем-то напоминающий ей Максима, бродит по лесным тропкам и поднимает к небу глаза, молясь о немыслимом и невозможном. Образ был таким ярким, что она даже зажмурилась. Странно, но ей было жаль того человека, словно не себя она испугалась видеть в леди Ровене. Ей было жаль, она стремилась к нему — утешить, приласкать, наказать за измену и недостаточную почтительность к памяти, сделать его несчастным и счастливым одновременно: снова, снова и снова, повторяя ему одно слово — имя…
Хоровод мыслей теснился в ее голове, и она не сразу расслышала резкое:
— Оставь, я сказал!
Она вздрогнула и уронила книгу. Взгляд затравленно метнулся к лицу мужа, затем на пол, словно она никак не могла решить — просить прощения или же поднимать ни в чем не повинный томик, упавший так некрасиво, страницами вниз.
Но Максим ничего ей больше не говорил, просто молчал, и она нерешительно потянулась за книгой. Ей стоило сил не оглядываться ежеминутно, в попытках заметить его реакцию. Он же просто отвернулся от нее, как будто она стала предметом мебели — или куда более незначительной безделушкой.
Она почти без труда поставила книгу на место, хотя руки у нее продолжали трястись.
Едва справившись с этой дрожью, она поспешила подойти к мужу, стремясь хотя бы встать рядом и спросить его о каком-нибудь пустяке — попытаться отвлечь. Но Максим продолжал делать вид, что ее вовсе не существует, и только когда она попробовала взять его за руку, позволил себе хоть как-то отреагировать.
— Убирайся, — холодно бросил он, не оборачиваясь.
Она всхлипнула и выбежала из библиотеки.
Еще дня три назад она так и продолжала бы бежать до самой собственной спальни. Но сейчас — резко остановилась всего в нескольких шагах от оставленной за спиной двери, будто наткнувшись на стеклянную стену. Застыла, едва не расшибив лоб о воздух, и обнаружила, что даже не плачет — просто боится, и ее сердце колотится в бешеном ритме именно из-за страха. То ли перед Максимом, то ли за него. Сейчас она была неспособна толком понять.
Дыхание медленно успокаивалось, и чем ровней и свободней она дышала, тем яснее становился мир у нее перед глазами. Она видела каждую черточку, каждую деталь обстановки: никакой фантасмагории, как в том рассказе. Никакого сходства быть не должно, как будто она не знала и без того. Но зачем тогда всё это происходит именно с ними? Всего лишь из-за книги — и из-за страха, должно быть. Она всхлипнула еще раз.
— Нет, о нет, — сказала она себе, запрокинув голову и тяжело дыша, привалившись к стене спиной, не раздумывая, что будет, если в пустой коридор всё же заглянет кто-нибудь. — Я больше не буду бояться. Я просто сделаю всё… еще больше, чем всё. Только чтобы, — голос скатился к шепоту, неслышному даже ей самой. — Чтобы… да, чтобы.
Она закрыла глаза и вздохнула, толком не понимая, какой же смысл вкладывала в своё «чтобы». Просто загадочное заклинание, несколько случайным образом составленных букв.
Словно она стремилась к чему-то, как к выходу из лабиринта, но постепенно забыла, что лежит за воротами и к чему так притягательно возвращаться. И было так одиноко от невозможности вспомнить, как еще ни разу за долгие недели, уже проведенные ей здесь, в Мэндерли. Будто что-то порвалось там, внутри, а она не знает, что именно. Не знает, но штопает, как старые колготки или рубашку. Вслепую.
Так — с закрытыми глазами — она простояла еще какое-то время. Может, пару минут, а может быть, целый час. Она этого совсем не запомнила.

*
…она встряхивает волосами, коротко усмехаясь, а затем несколькими уверенными движениями откидывает их за спину. Выпрямляется и смотрит в зеркало, ничуть не стыдясь. А чего ей стыдиться? Она красива, все знают об этом, и ее волосы — нет такого мужчины, кто не сказал бы о них ни слова.
— Ах, хороша я? — насмешливо спрашивает она, любуясь собой.
— Вы всегда хороши, моя госпожа, — мягко отвечают ей сзади.
Ей нравится, как она всего парой слов заставляет этот голос смягчиться. Умелые руки проводят по ее волосам, еще не причесывая — лаская. А она наклоняет голову — лишь чуть-чуть — и продолжает рассматривать своё отражение. В свете свечей — здесь всегда горят только свечи, старинные, как ей нравится — она-зеркальная выглядит ведьмой. Таинственной, сильной, и злой, конечно же — быть доброй волшебницей слишком скучно, а она не любит скучать. На ней сейчас — ни клочка одежды, ни ниточки. Одно ее тело — не такое прекрасное, может, как волосы, но нет такого мужчины, кто бы остался разочарован.
И не только мужчины.
Она улыбается, затем щурится, и отражение повторяет за ней. Она не видит, но знает — шальной огонек уже вспыхивает в глазах. Огни святого Эльма на море, тревожный свет, предвестник беды. Она поднимает руки — белые, гладкие — и гладит свои полные груди. Ей нравится касаться себя, хотя меньше, гораздо меньше, чем когда по телу скользят чужие жадные руки. Нет такого мужчины, кто не хотел бы ей обладать. Не только мужчины — она видит в зеркале, как напрягается женщина за спиной, затянутая в тугое и черное. Подчеркнутая закрытость рядом с подчеркнутой наготой. Восхитительно.
Она ждет, словно охотник, поджидающий дичь, и ловит руку, только что нежно перебиравшую ее волосы. Смотрит на узкую, бледную и неухоженную ладонь, прижимает к щеке и неторопливо целует, растягивая момент. Ей больше удовольствия доставляет не сам поцелуй, а то, как замирает, не дыша и боясь спугнуть, ее Дэнни. Гребень глухо ударяется об пол.
Она прерывисто вздыхает и отпускает руку — та падает плетью — прежде, чем встать. Оборачивается, обхватывает ладонями непроницаемое лицо и жарко целует.
«Ты принадлежишь мне, Дэнни. Навеки».

…она тихо и неразборчиво стонет, но не осознает этого. Ей так сильно хочется обрести хотя бы каплю сходства с той женщиной, которой она была в этом сне, что она упускает детали. В полутьме, почти уже вынырнув из забытья, она еще видит: белые груди, полные и красивые, не то что ее собственные едва заметные холмики. Особенно их, почему-то. И кожу, гладкую и чистую кожу, и волосы — длинные, темные, прекрасные волосы, которые обязательно должны пахнуть лесом. Глаза… она сосредотачивается на том, чтобы вспомнить, какими те были во сне — глаза; и просыпается окончательно.
Несколько секунд она всматривается во мрак. Под потолком, ей кажется, кружат тени, кружат и шепчут что-то. В темноте ничего нельзя толком разглядеть, но одно она понимает точно — это не ее спальня. Другая комната, где она бывала, точно бывала, только бы вспомнить — когда…

— С вами все в порядке, мадам?
Она резко села в постели, беспокойно оглядываясь по сторонам. И вот ее мечущийся взгляд зацепился за тень, более густую, чем прочие — тень в черном платье, с едва заметным белым пятном лица.
— Миссис Дэнверс? — неверяще спросила она. — Что вы… что я здесь делаю?
Из последних событий ей твердо помнился только отъезд Максима в Лондон, вскоре после той их нелепой ссоры в библиотеке. Он передал, что это по делам и совсем ненадолго, но может быть… Может, это снова из-за нее. Она помотала головой, но ничего больше не всплывало из памяти.
Зрение отказывалось до конца проясняться — она моргнула, затем еще раз, но реальность вокруг по-прежнему оставалась слегка нечеткой, размытой, как плохой фотоснимок. Голова чуть-чуть, но кружилась, и хотелось зажмуриться, чтобы переждать. Мысли текли так медленно, словно превратились в желе, и оставалось только молиться, чтобы ее вдобавок ко всему не стошнило.
Миссис Дэнверс осторожно присела на край кровати.
— Скажите, мадам: у вас были прежде приступы лунатизма?
Она нахмурила лоб, неосознанно ища пальцами прохладную ладонь экономки и вцепляясь в нее. Кажется, в детстве, когда-то… нет, она точно не помнила, но могла сказать:
— Бывало… несколько раз, давно. Мне было двенадцать лет, или чуть меньше.
— Боюсь, в таком случае, что болезнь вернулась. Вы ходили во сне, мадам: большая удача, что одна из горничных не спала. Она услышала шум и разбудила меня. Вместе мы отнесли вас сюда, это было ближе всего. Вы сильно ударились, падая, и я позволила себе сделать вам компресс, — действительно, на лбу еще ощущалась прохладная влага. — Как вы себя чувствуете теперь, мадам?
Она задрожала. Воздух был свежим, бесспорно, но ветер дул с моря — влажный и по-ночному холодный. В одной только тонкой ночнушке, не единожды штопанной, после подобного происшествия вполне можно было замерзнуть.
Миссис Дэнверс плавно поднялась с места и накинула ей на плечи ночной халат, висевший в ногах кровати. Тот был столь мягким, изящным и безусловно женским, что она наконец поняла, где находится. Это была спальня Ребекки, кровать Ребекки.
От этого ей должно было бы стать еще холоднее. Но сейчас, в таком состоянии, положение дел казалось почти естественным. Тем более, если миссис Дэнверс сочла возможным поместить ее в этой комнате — это уже что-то значило. Должно было значить.
Подбодрив себя этой мыслью, она уже собиралась ответить, но тут же забыла — что именно, поскольку миссис Дэнверс, вопреки ожиданиям, не убрала своих рук. И она замерла, ощущая, как эти ладони крепко сжимают плечи сквозь ткань, а затем — начинают поглаживать, словно пойманного зверька. Прикосновения успокаивали, хотелось откинуться на эти руки и уплыть далеко отсюда — в крепчайший сон. Глаза закрывались сами собой, но какое-то тревожное чувство заставило ее вздрогнуть и вынырнуть. Она разомкнула губы, наконец давая ответ:
— Я… я в порядке. Только… хочу взглянуть в зеркало.
Почему в зеркало — она толком не понимала. Просто тревога, просто стучало сердце и мутилось зрение. Может быть, отражение сумело бы ей помочь — давал ведь взгляд в зеркало такую уверенность этой женщине. Той самой, которой она ненадолго стала во сне.
Но миссис Дэнверс не стала спорить.
Она встала, неожиданно легко освободившись от прикосновения. Пол холодил босые ноги, и дрожь только усилилась, как и слабость — однако ей удалось добраться до туалетного столика без посторонней помощи. Столик и зеркало были точно такими же, как ей снились, только что без свечей. Может, поэтому и не получалось ничего рассмотреть в глубине — только неясные тени скользили по темной поверхности. Она вглядывалась снова и снова, но тени вместо собственного лица лишь пугали, и голова закружилась еще сильнее.
Кажется, она охнула.
Миссис Дэнверс тут же оказалась с ней рядом, снова нажала на плечи — решительно, хоть и мягко — и заставила опуститься на стул.
— Закройте глаза, мадам, — шепот обволакивал, убеждал подчиниться себе. Действительно, закрыть глаза было очень правильно: нечеткие контуры уступили место спокойному сумраку, а пронизывающий холод — приятной прохладе. Сильные, но нежные руки массировали шею и плечи, едва ли не вынуждая расслабиться. Она тихонько застонала от удовольствия — неожиданного, но желанного. Оказалось, она так устала за эти дни. От напряжения, ожидания, споров… Она откинулась назад, на руки миссис Дэнверс, и та подхватила ее крепко и бережно. Как всегда была готова ее поддержать. Мысль показалась чужой, но сейчас это не имело значения.
Миссис Дэнверс обнимала ее сзади — это уже не походило на простую заботу. Ее пальцы касались открытой кожи над грудью, и от прикосновения дрожь проходила по телу — не такая, как дрожь от холода.
Словно во сне — или всё это действительно было сном? — она расстегнула одну лишь пуговицу, на которой держался ночной халат, и повела плечами. Ткань с мягким шелестом упала на руки миссис Дэнверс, и та осторожно повесила предмет одежды на спинку стула.
Холодно уже не было, наоборот: по ее телу вместе с новой и странной дрожью тёк жар.
Она почувствовала, что просто не может усидеть на месте, и встала. Резко повернулась, тяжело дыша и вглядываясь в лицо миссис Дэнверс. Так же было во сне. В точности так же, теперь она могла вспомнить. Она только дышала, приоткрыв рот, а мысли теснились в голове, не доходя до конца. Ничего невозможно было сказать, а миссис Дэнверс тоже молчала и тоже смотрела. Темные глаза притягивали к себе, и она, наконец, сделала шаг — из сна в сон — повторяя то самое движение: обхватить лицо ладонями и поцеловать.
Рука миссис Дэнверс снова легла ей на плечо, сжимая жестче, чем раньше. Губы ответили на поцелуй с неожиданной силой — умелые, хорошо усвоившие множество давних уроков губы. Сердце стучало, как бешеное: внутренний жар достиг уже самых тайных уголков тела. Она сжала бедра — невольно и слабо пытаясь справиться с тянущим ощущением между ног…

…но другая рука миссис Дэнверс уже крепко держит за талию, не дает отодвинуться. И что-то будто щелкает в голове: можно с облегчением сдаться, позволить жару захлестнуть даже мысли. Сладкая, влажная боль нарастает, и она прижимается к миссис Дэнверс всем телом. Облизывает губы, не понимая, насколько порочным вышло движение языка.
— Дэнни… — неразборчивый стон, словно принадлежащий не ей, вырывается изо рта.
Руки, ноги и всё остальное — тоже как не её; слишком уж хорошо известно, что делать — слишком для той, кому восемнадцать лет, кто спал в своей жизни только с законным мужем и мало что помнит из тех нескольких ночей, еще во время их свадебного путешествия. По крайней мере, ей ничего не нужно было делать там и тогда — а сейчас она уверенно обнимает миссис Дэнверс за шею, пока рука экономки скользит с талии на бедро. Узкая длинная ладонь гладит твердо, прижимается к коже сквозь тонкую ткань.
Они снова целуются, ненасытно и жадно — язык миссис Дэнверс проникает ей в рот, и теперь она вынуждена отвечать — еще жестче, еще бесстыдней. Между ног всё набухло влагой, и невыносимо хочется их раздвинуть, потереться о что-то твердое.
Она чуть-чуть отступает, зажмурившись, и неловко тянет ночнушку вверх, сбрасывая, наконец, на пол. Миссис Дэнверс в первый миг словно не понимает, что же случилось, а потом торжествующе улыбается и вновь привлекает ее к себе, прижимаясь к губам. И не только к губам — жесткие пальцы пробираются к центру жара и напряжения, надавливают сначала слегка, а затем сильней — так, что у нее подгибаются колени, и она бы упала, не подхвати ее миссис Дэнверс за талию. Объятие крепкое — не вырваться, разве что на короткий вздох. Пальцы — один, затем два — касаются снова, побуждают развести ноги сильнее. Их прикосновения — даже поглаживания, интенсивные и ритмичные — все же мало походят на ласку, пусть и принося удовольствие. Она стонет Дэнверс в губы, и ловит усмешку — такую же жесткую, но и страстную: словно долгожданная, сладкая месть.
Кожа и платье миссис Дэнверс тоже жесткие и холодные: неясно, как страсть может быть такой. Ткань трется о напрягшиеся соски, и этого слишком уже, слишком много. Она упирается миссис Дэнверс руками в грудь, и та даже ей подыгрывает, давая выдохнуть и вдохнуть. Но через десяток секунд, не больше, следует еще один поцелуй.
Ей кажется, что она узнаёт в поцелуе всё тот же привкус — вино, снотворное, легкий завтрак, простая вода по утрам — но пальцы миссис Дэнверс в этот же миг проникают внутрь. Она откидывает голову назад, резко стонет, подаваясь навстречу и двигая бедрами. Мир распадается на вспышки и тени, всё сливается воедино: разговор, вздохи ветра, свечи у зеркала. Ее сон, сон, сон…
Сознание уплывает, и кажется, что в последний миг — миг высшего удовольствия — она полузадушенно вскрикивает вовсе не своим голосом.

…сон не желал отпускать ее в это утро, но она упрямо всплывала наверх, к свету солнца. Пробуждение заняло почти полчаса, хотя обычно для нее не было ничего трудного в том, чтобы вставать рано.
Она приоткрыла глаза и потянулась. Солнце и правда светило ярко и с непривычного ракурса — только спустя одну или две минуты она поняла, что находится не в своей спальне. Только вот почему — оставалось неясным. Что-то мелькало в памяти: темные коридоры, неверный свет, строгое черное платье миссис Дэнверс… Кажется, ей стало плохо неподалеку отсюда. Кажется, миссис Дэнверс приказала ее сюда принести.
Похоже было, что она проспала не только всю ночь, но и весь день. Сон и действительность так перепутались, что не было никаких сил разделять. И там, и там она видела смутные тени, странные образы — дикие настолько, что не могли быть ничем иным, кроме ее фантазии. Она всегда отличалась слишком развитым воображением. В том-то вся и беда.
Со вздохом она села в постели, вновь потянувшись, и оглядела себя. Потрогала пальцами нежный шелк ночной рубашки и зачем-то завертела головой в поисках другой, своей собственной. Конечно же, незачем — эта вещь была неизмеримо удобней и легче, и не заставляла бы стыдиться себя, переодеваясь ко сну. Может быть, миссис Дэнверс решила сделать ей подарок в знак окончательно установившихся добрых намерений? Ей бы очень хотелось так думать.
Но думать было попросту некогда — надо было вставать и приступать к своим обязанностям, как хозяйке этого места.
На этот раз она пробежала взглядом по комнате более целенаправленно, и без труда отыскала, что и хотела: внутренний телефон. У постели кем-то — миссис Дэнверс или все-таки горничной? — были приготовлены удобные ночные туфли. Подумалось, что хорошо было бы оставить себе и их. Она ведь имела право.
Именно эта мысль растекалась по телу непонятным теплом — похожим на тепло от вина в зимний день — когда она подошла к телефону и подняла трубку.
Она чувствовала непонятное спокойствие, хотя память о вчерашних событиях так и не возвращалась. Но по сравнению с прикосновением к телу мягкого шелка, с шумом моря, доносившимся от окна, с чувством пусть небольшой, но победы — по сравнению с ними память почти ничего не значила. Она покачала головой.
— Слушаю, — сухо, как и всегда, произнесла миссис Дэнверс. Голос из трубки прозвучал глуховато и непривычно, но в то же время… правильно?
Она задумалась, чуть нахмурив брови: что именно она собиралась приказать? И неожиданно проговорила — каким-то не своим тоном, надменным и привыкшим к такого рода приказам:
— Поднимитесь сюда, миссис Дэнверс, будьте любезны. Я желаю сделать прическу.
Минуту или чуть меньше она слышала в трубке тишину. Сердце гулко стучало в груди — она поняла теперь, что сказала, как и кому. Но в то же время в голове продолжал звучать тот же голос, насмешливо утверждавший: «Я хозяйка. Я в своем праве».
И экономка отозвалась, спокойно и с удовлетворением:
— Как пожелаете, миссис де Винтер.

*
«…как часто в моем блокноте стало появляться это самое слово — «странно». Но ничего не могу поделать с собой: иначе просто нельзя описать мои впечатления. Прошедшие месяцы, кажется, сплелись внутри головы в единую вязь событий, не поделенную на дни и часы. Я пытаюсь выловить оттуда хотя бы что-то, но течение вновь уносит меня из «сегодня» в «завтра». Только за редкие картины могу я цепляться — они похожи на островки в этом бурном потоке.
Например, я очень хорошо помню, как родился мой план — хотя уже не смогу точно воскресить в памяти, как и когда мы с Максимом обсуждали сам бал-маскарад.
В то утро, расчесывая мои волосы — так еще никогда и никто меня не причесывал, — миссис Дэнверс мимоходом спросила, не решила ли я, какой костюм себе выбрать для бала. Ну конечно же, я не выбрала ничего — слишком была запутана и расстроена.
Ссоры всегда угнетающе действовали на мое состояние, но в то утро я чувствовала странную безмятежность — вопреки столь же неясной природы провалу в памяти, о котором благоразумно не спрашивала у миссис Дэнверс. Если бы случилось нечто опасное, действительно угрожавшее моей жизни или благополучию — уверена, от меня не стали бы это скрывать.
Утвердившись в своем спокойствии с помощью этой мысли, я ответила честно, и тогда миссис Дэнверс указала мне на картину, именно в тот самый час хорошо освещенную солнцем. При этом она не прекращала меня причесывать — дивной работы гребнем, тоже, видимо, некогда принадлежавшим Ребекке. Все ее вещи просто прекрасны, и кажется, будто бы через них в меня может проникнуть ее частица. Именно по этой причине, я думаю, мне вовсе не хочется отказываться от них — даже если Ребекка еще живет в чужой памяти, и особенно — в памяти моего мужа.
И в памяти миссис Дэнверс, само собой, — но то, как она причесывала меня этим утром, было наполнено такой нежностью, что я едва не дрожала. Будь миссис Дэнверс мужчиной, я могла бы назвать эту нежность любовной. Мысль, безусловно, необычная тоже — вот, я уже начинаю избегать слова «странный», — но обычного в Мэндерли очень мало, и даже я сама больше не кажусь себе такой уж обычной.
Как бы то ни было, но мы с миссис Дэнверс заключили свое соглашение, и я составила план.
Никто не должен узнать, в каком образе я появлюсь на балу, особенно же Максим. Миссис Дэнверс твердо пообещала, что будет молчать, как могила, и я поклялась ей в том же. Зато в день бала все будут поражены. О да. Я зажмуриваюсь, представляя себе, как начнут сбываться мои мечты.
Она пригласит хорошую портниху, которая сможет изготовить костюм — тайно и в самый ближайший срок. Я сказала, что хочу сама пообщаться с портнихой и выяснить, на что именно та способна, а еще — насколько в действительности не болтлива. Кажется, миссис Дэнверс в тот миг взглянула на меня с одобрением. Я бы всё отдала — кроме только мужа и Мэндерли, — чтобы услышать, как она вновь зовет меня не «мадам», а «миссис де Винтер». Но знаю, что это еще случится.
Может быть, после бала, где я появлюсь в образе Белой Дамы. Миссис Дэнверс поможет мне всё организовать и осуществить, как она и пообещала.
Это будет наш с ней небольшой секрет».

*
…она выгибается, стонет. Ее грудь высоко вздымается, касаясь голой мужской груди.
— Аххх…
Ей нравится заниматься любовью. Если мужчинам порой нужно много женщин — почему бы одной из женщин не действовать сходно? Она всегда хотела мужчин, и знала, что не остановится на одном. И не только мужчин. Не только. В любви ей нравится власть и собственное удовольствие — остальное не так уж важно.
Она стонет снова, притягивает любовника за шею для жаркого поцелуя. Он уже немолод и отнюдь не первый раз с женщиной, так что они оба вполне довольны друг другом.
Домик все-таки прелестное место. Ее интимный секрет, ее гнездышко, обставленное соответственно. Но все имеет конец, разумеется, и ни за что она не пробудет здесь дольше, чем нужно для простых удовольствий. Она глядит в потолок широко распахнутыми глазами и вскрикивает, ощутив оргазм.
С этим мужчиной она тоже больше не встретится. Он намерен уехать завтра, и ее не волнует этот отъезд. Кто всё уже дал ей — может исчезнуть. Может умереть даже — почему нет.
Она, правда, целует любовника на прощанье — уже не так глубоко, скорей с благодарностью. И вскоре остаётся одна. Перед зеркалом, причесывая волосы — здесь ей приходится обходиться самой, увы, — она представляет, как будет в очередной раз рассказывать о своих похождениях. Ей явственно видится беспокойство на бледном лице. Не порицание, не осуждение — и не ревность, конечно же нет.
Она уверена, что ее простят — как прощали всегда и спускали всё, что бы ей ни взбредало в голову. Сообщнице и компаньонке пристало мириться с развлечениями своей госпожи.
Напоследок еще раз осмотрев себя — следов никогда не должно оставаться, это первое правило, — она выходит из домика и тут же натыкается на кого-то. «Кто-то» отскакивает, дрожа — и она с облегчением узнает в нем местного дурачка. Волна страха спадает так же мгновенно, как и нахлынула.
— Что-то видел? — она спрашивает с усмешкой и смотрит, не отводя взгляда.
Тот хмурится, силясь понять. Наконец, до дурачка доходит смысл слов, и он с охотой кивает. Заглядывал в окно, значит. Что ж, идиоты тоже имеют физические потребности. Ее дело в другом. Она щурится и равнодушно роняет:
— Если будешь болтать, что высмотрел, я сообщу в полицию, и тебя отправят в приют.
Дурачок выпучивает глаза. Шлепает губами — силится повторить.
Наконец мотает головой что есть мочи:
— Не надо в приют. Нельзя в приют. Нельзя…! — он пытается заорать, но она обрывает попытку:
— Тихо! Не хочешь, значит — молчи. Это ясно?
Кивок.
— Запомнил?
— Если болтать — в приют, — послушно повторяет дурачок. Она улыбается.
— Молодец же… А сейчас — прочь, — ей ничего не стоит напустить на себя самый грозный вид. Обычно это только заводит мужчин, но идиота пугает. Он едва не роняет с головы нелепую шапку, вздрагивает и пятится — пока совсем не исчезает в тумане.
На самом деле ей всё равно, что случится с этим умалишенным. Она даже его имени не запомнила, не то что лица.
В первую — и единственную — очередь она думает о самой себе.

…она не может понять, что пошло не так. Почему она и Максим опять ссорятся — ведь мало что может быть пустяковей, чем заброшенный лодочный домик. Она даже не подходила близко, просто взглянула сверху, со скал, а потом за чаем спросила его об этом. То есть началось всё с другого: он всячески пытался выведать, что за сюрприз она готовит на бал, а она пыталась его отвлечь.
Пыталась, видимо, не слишком искусно — всего-то лишь на себя саму. На свои пробы — и первые из побед, а еще, вскользь, на то, что стала словно бы забывать какие-то вещи. Но Максим только посоветовал ей поменьше слушаться миссис Дэнверс, а вот отдыхать — побольше.
«Ты здесь не для того, чтобы о чем-нибудь беспокоиться» — вот как он ей сказал.
И при всей своей сильной любви к нему она не могла согласиться. Но ей совсем не хотелось споров и ссор этим вечером, так что она попробовала еще раз сменить тему: упомянув про домик. Ей было интересно — нельзя ли его как-то использовать или перестроить, а может, с ним связано нечто сентиментальное?.. Почему-то последняя догадка отзывалась внутри нее чувством правильности.
Максим же хлопнул по столу — она испугалась, что чай прольется из чайника или вообще разобьется что-нибудь из посуды — со слишком уж резким: «Замолкни». Повезло, что они были одни, иначе она уже захотела бы провалиться сквозь землю. Но на сей раз не от своего несоответствия, а попросту от отчаяния. Она старалась так сильно, и в округе уже начинали неплохо отзываться о ней, а вот Максим…
Собственный муж не ценил ничего, на что она тратила столько сил и времени. Словно вовсе не верил в нее — не верил, что она может исправиться, измениться.
— Прости, но я не могу больше так, — тихо, но внятно сообщила она. — Прости, пожалуйста. Но я должна что-то делать. Я не могу только сидеть и молчать.
— Тогда я тоже кое-чего не могу. Например, дальше пить здесь чай, — он встал из-за стола так резко, что скрипнул стул.
Она тоже поднялась вслед за ним, отставив в сторону еще не опустевшую чашку.
— Объясни мне, пожалуйста, — потребовала она, шагнув ближе к Максиму.
— Каких объяснений, черт побери, тебе надо? — он огрызнулся. — Не говори об этом проклятом домике больше. Достаточно.
— Не буду, — она кивнула, — но ведь… дело не в нем, ведь правда? — она осмелилась задать вопрос только шепотом. Рядом с ним она вновь превращалась в тихую скромницу, какой уже перестала быть с прислугой и миссис Дэнверс.
— Что это ты имеешь в виду?!
— Ничего, только....
— Что — только?
— Только то, что я стараюсь найти здесь место! — выкрикнула она. — А ты даже не поможешь мне… потому что… черт знает, почему.
— Разве? Моя помощь… О Господи, — он пробормотал, словно она сморозила совершенную глупость. Или словно у него никак не получалось взять в толк, о чем она говорит. Но она же так долго старалась, и Максим просто не мог до сих пор ничего не услышать и не увидеть.
— Неужели ты не понимаешь? — с последней надеждой спросила она, попытавшись взять его за руку. — Всё ведь так просто…
Максим сбросил ее ладонь, не дав даже прикоснуться.
— О да, — в голосе явно звучал сарказм. — Очень просто. Ты просто ребенок, который лезет, куда не следует.
Ей подумалось, что лучше бы он ее ударил.
— Я не ребенок, — тихо сказала она. — Я твоя жена и хозяйка этого дома. И я хотела… хотела… чтобы ко мне относились, как я того заслуживаю, — закончила она совсем уж беззвучно, но все-таки твердо. Как настоящая хозяйка должна была говорить с самого начала.
Ответом ей был единственный звук — нечто среднее между «ха!» и «хм». Максим смерил ее взглядом и отвернулся, а она дернулась было вперед, чтобы привычно попросить у него прощения, но застыла на полушаге. Словно забыла — зачем вообще чего-то просить.
Он ушел, даже не оглянувшись. Звук резких, тяжелых шагов еще доносился до слуха, даже когда он скрылся из виду.
А она смотрела ему вслед, удивляясь, почему ее глаза до сих пор остаются сухими.
Заплакала она только вечером, надежно запершись в ребеккиной спальне, прежде чем забыться тяжелым сном. И потом совершенно не помнила, что ей снилось.

@темы: Rebecca, musicals, фикрайтерство

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Взрыв мозга обеспечен.

Это... это... это.
Слова как-то резко кончились.

Pia Douwes as Graf von Krolock©

Что называется, стоило только Коршуну досмотреть оригинальный "Tanz der Vampire".

@темы: зохавает мозг, musicals, арт

---

Немного о жизни семьи...

...и некоторым образом о политике.
С одной стороны, история разворачивается в свете образовательных реформ, что несомненно политика, а с другой - политика ведь, так или иначе, касается борьбы за власть. Что же, борьба за власть налицо. Сказал бы: на лице, да вот незадача - особу, о которой идет речь, мне видеть не доводилось. Последний раз на работе у своей матери я бывал, еще учась в школе.
В общем, началось всё с того, что на естественно-географическом факультете КузГПА (учебного заведения, где уже десять лет преподает моя мать, кандидат наук и доцент) появился новый декан. Точнее, появился он - она - уже больше года, как; но до этого сия не слишком достойная женщина совмещала работу в высшей школе с должностью завуча в школе обычной. На этом моменте многое уже должно стать ясно: какие интриги порой разворачиваются в руководстве школы, а заодно и повыше - я наслышан еще от отца, которому данные разборки доставили немало неприятных минут. И вот, когда мадам декана решили этой осенью "попросить" из школы - по причинам, о которых ниже, - она ничтоже сумняшеся решила перенести знакомые методы "работы" на взаимоотношения в преподавательской среде.
И развернулась тихая, но оттого не менее напряженная война мышей и лягушек... то есть, географов с биологами в рамках отдельно взятого факультета.
Почему дама решила поддержать именно биологов - тайна, покрытая мраком. Видимо, дело в том, что предыдущий декан была таки "географом", да и вообще географы представляют собой довольно сплоченный и дружелюбный коллектив - весь десяток с лишним лет у матери ни с кем не случалось конфликтов. (Кстати, надо сказать, что мадам декан пробовала подкатить к моей матери, когда та курировала практикантов в ее школе - но ничего не вышло, и с того времени она мою мать демонстративно игнорирует; даром, что это отдельный кульбит - игнорировать собственного зама по научной работе). Но в общем-то среди руководства факультета теперь из "географов" осталась одна лишь мать - все остальные места, даже место девочки-секретаря, оккупировано "биологами".
У мадам декана среди "биологов" есть и фаворит как у всякого уважающего себя самодура. Некто Иванов, который преподает педагогическую методику. То есть, считается, что преподает: на самом деле во время лекций он с толком и расстановкой рассказывает студентам о своей личной жизни: тяготах, проблемах, четырех женах и неустановленном количестве детей от них всех. Как при таком раскладе студенты умудряются сдавать хоть что-либо и не на одни тройки - тоже любопытно. Гражданин вообще склонен к пространным рассуждениям и впадению в маразм по любому поводу - однако, отягощен связями. Например, получил недавно медаль от губернатора за написание книги о геральдике Кемеровской области (да, вместо прямых служебных обязанностей) и мутный грант на некие неустановленные исследовательские цели. (Зависть(ТМ) и тихое презрение от матери и всех нормальных людей, ухитряющихся в нашей стране до сих пор делать науку, прилагаются).
Текущий скандал начался с дипломной работы одной из заочниц, которую вышеупомянутый Иванов не допустил к защите по праву рецензента.
Своей рукой он начертал на титульном листе (sic!): "В работе прослеживается присутствие глобальной сети "Интернет" ", и, сияя, притащил в деканат. Деканша возрадовалась. Наконец нашелся повод для того, чтобы прищемить хвост "географам" - обвинить в поощрении плагиата.
Было устроено собрание, на собрании - голосование... но в общем и целом, в итоге приверженцы разума добились проверки на специальном программном обеспечении (которое, тащем-та, есть во всяком нормальном вузе, и в Томске нам про него рассказывали подробно и обстоятельно). Программа показала, что у девушки в работе 54% заимствований. Максимум возможного - 75%.
Кислое лицо декана как бы намекало, что на этом дело не кончится.
Наступил день защиты диплома. Девушка - на минуточку, глубоко беременная, - держалась на удивление хорошо. Декан же в начале зачитала с выражением правила, касающиеся защиты, особо выделив голосом параграфы о плагиате. Затем прикопалась к методической части работы (хотя казалось бы, за это должен отвечать ее любимчик, но пафос же). Затем воспользовалась своим правом выставить две оценки вместо одной. Мать и ее коллега с трудом смогли что-то противопоставить этому моральному давлению - даром, что мадам декан любит переходить на крик и непарламентские выражения при первом удобном случае.
Второй акт марлезонского балета состоялся на следующий день. Случайно отобрав еще три работы, декан объявила, что отправит их на независимую экспертизу - чтобы разобрать, кто из научруков покрывает студентов-плагиатчиков. Далее должно, по-видимому, следовать наказание невиновных и награждение непричастных. Параллельно начинается кампания за увольнение того самого разумного коллеги: якобы за несоответствие служебным обязанностям и отсутствие на рабочем месте в нужное время. Параллельно начинается цирк с педпрактикой - вместо школ, с которыми уже заключены соответствующие договора, она разрешает студентам выбирать хоть свои родные гребеня, с которыми нет никаких договоренностей (а всё требует времени и согласований в инстанциях), да и вопрос, как туда будут ездить кураторы, остается открыт - сутки в разъездах проводить не может никто. (Элементы "военной стратегии", в принципе, отсюда ясны).
Географы решили обратиться с петицией к ректору.
И вот здесь вступает политика общероссийская. Потому что КузГПА с весны следующего года сливают с центральным областным вузом - КемГУ, от которого в Новокузнецке наличествует филиал. Как будет технически проходить данное слияние - темна вода; однако ректор уже готовится отрешиться от мира, а посему мирская суета волнует сего почтенного пенсионера с каждым днем всё меньше. (Все понимают, что возглавлять химерное новообразование будут "кемеровские" - и хорошо, если местных преподавателей не постигнет масштабное сокращение). Впрочем, попробовать надо.
Хотя в случае неудачи - если ректор, не разбираясь, решит встать на сторону законного руководства факультетом и не подпишет дипломы, спрятав петицию "под сукно" - матери и коллегам весной может прийтись еще более несладко. Зарплата-то зависит от учебных часов и разных ништяков, вроде последствий публикаций в журналах и исследовательской деятельности, а здесь простор для манипуляций детектед. Интересно, успела ли мать пожалеть, что некогда не написала докторскую - докторов наук в наших провинциях меньше, чем простых кандидатов.
Здесь надо сказать, что биофак в КемГУ имеется - а геологии и географии на нем только кафедра. Не стану делать необоснованных предположений, однако же здесь тоже могла порыться собака.
Буквально в субботу весть о намерении "географов" идти к ректору откуда-то просочилась к деканше. Теперь она требует "расширенного заседания совета факультета" в присутствии ректора, где намерена выдвинуть встречные обвинения. В общем, ураган событий раскручивается, а группа заочников, уже заказавших себе помещение, дабы отметить полученные дипломы, пребывает в недоумении и в заложниках ситуации. Ждем вторника.
Признаться, за мать я переживаю. Да и ее коллег встречать доводилось - достойные женщины, хотя, конечно, консервативные по политико-социальному настрою. Но всё-таки более или менее нормальные ученые. В отличие от деканши и ее фаворита - которые, глядишь, и награду какую-нибудь планируют отхватить за проведенную "чистку рядов" - если высокое начальство не станет особенно вникать в суть. Главное ведь - кричать погромче.
Кстати, из "близких к ректору источников" мать и коллеги получили информацию, что на деканшу из ее родной школы пришел донос. Где причинами ее почти состоявшегося увольнения впрямую называются неумение держать себя в руках и любовь к разборкам на рабочем месте. Но последствий у данной личностной характеристики, ввиду помянутого стремления ректора удалиться в высшие сферы, скорее всего, не будет.

Нет особых причин, по которым я это рассказал. Просто одна из жизненных историй. Наверное, сарказма здесь не столько, как в кратком скайп-изложении, но я старался.

@темы: семейка Б, логика была сильна, дика и необъезжена, политика, жизнь

---

Надо было перепостить чуть раньше, конечно.

Я полагал, что всё обошлось, ситуация законсервировалась более-менее компромиссно - но, видимо, это было усыпление бдительности.

И да, я там был в 2011 году, когда приезжал в гости к Ирме. Так что перепост исходит не только из товарищества, но и из личного опыта. Да и фройляйн ниже сказала всё правильно.

08.12.2013 в 12:28

Пишет  Chiora:

Цепочки не убираю нарочно, простите за френдленту. Но музыкант и культуролог во мне воют волчьим воем согласным хором, потому что орган - это очень сложный инструмент, который проектируется под конкретное здание, несмотря на монументальный вид довольно хрупкий... ну и так далее. То что делается сейчас свидетельствует: никакого уважения к человеческому труду и культуре, никакой, наконец, экономии денег (орган, если этот умрёт, придётся делать новый - а это та самая крупная кучка евро) в тех, кто это делает - не запрограммировано.

08.12.2013 в 02:09

Пишет  Kanafinwe:

29.11.2013 в 00:55

Пишет  Тёмный Карамон:

Адекватность? Не, не слышали...

28.11.2013 в 11:14

Пишет  Jella Montel:

Перепост, важное

27.11.2013 в 21:47

Пишет  Ирма Банева:

Из ВКонтакта, перепост приветствуется.
ЧЕЛЯБИНСКИЙ ОРГАННЫЙ ЗАЛ:
КОНЦЕРТЫ ОТМЕНЯЮТСЯ, ИНСТРУМЕНТ НА СЛОМ

Во вторник 26 ноября челябинцы внезапно узнали, что по негласному распоряжению руководства области со следующего дня зал закрывается. Сотрудников Органного уже попросили забрать из зала свои вещи. Отдан приказ о начале демонтажа органа.

С 1987 года Челябинский ОЗ располагается в отреставрированном и специально оборудованном здании бывшей церкви Александра Невского на Алом Поле. В апреле 2010 года администрацией области было принято решение в соответствии с законом 327ФЗ «О предаче религиозным организациям имущества религиозного назначения» передать здание Челябинской епархии РПЦ, а инструмент перенести в другое здание. Под нужды Органного Зала стали готовить здание бывшего кинотеатра «Родина». По плану работ, согласованному со специалистами органной фирмы «Герман Ойле» перенос инструмента был назначен на май 2014 года.

Концертный сезон Органного зала был расписан до весны 2014, на декабрь-январь в разгаре продажа билетов. В связи с внезапным распоряжением о закрытии зала концерт классической музыки, назначенный на 27 ноября, пришлось перенести на поздний вечер 26-го. Хранитель Челябинского органа, народный артист России Владимир Хомяков, был поставлен перед свершившимся фактом.

Это уже вторая попытка губернатора Челябинской области Михаила Юревича ликвидировать Органный зал и заменить его более трендовыми духовными скрепами – православным храмом. Первая была в апреле 2010 года, с нее начался губернаторский срок. Тогда благодаря уральской общественности удалось спасти уникальный музыкальный инструмент от намерения «в две недели разобрать» его. За сохранение Челябинского Органного зала было собрано 15 000 подписей людей со всей России.

До сего дня в зале чередовались концерты и богослужения. Мы не знаем, что именно по замыслу авторов духовного возрождения Росии должны скреплять «духовные скрепы», но культуру они разрушают. Сам уникальный орган, а вместе с ним и весь труд строителей Челябинского ОЗ, принесены в жертву этим «скрепам». Сегодняшнее торжество т.н. «исторической справедливости» на деле становится преступлением перед будущими поколениями. И, как все подобные преступления, делается внезапно и под покровом тайны.

Перенос органа в другое помещение возможен не ранее мая 2014 года. Демонтаж органа в холодное время года означает скорую гибель уникального музыкального инструмента. Многие его детали слишком хрупки и требуют специального микроклимата, условий содержания, которые при демонтаже поддерживать невозможно. Фактически орган материальной стоимостью около миллиона евро, и бесценный, как достояние российской культуры, идет на слом.

В ситуации, когда подобные решения губернатор принимает единолично, игнорируя как общественное мнение, так и рекомендации специалистов, и при этом заведомо не несёт ответственности ни перед обществом, ни перед законом, нечего даже надеяться на благополучный исход этих манипуляций.

Мы, челябинцы, а так же все россияне, кому судьба отечественной культуры небезразлична, просим максимальной огласки этой информации – в России и за рубежом.
Друзья! Право на культуру и сохранение её памятников и достижений гарантировано нашей Конституцией. Мы просим любой посильной помощи, которая согласуется с Вашей совестью и законами нашего Государства.

Инициативная группа «В защиту Челябинского Органного зала»:
Новожилова Елена
Болховская Маргарита
Ершова Ольга
Сосунова Екатерина
Бычков Александр
Коряковцев Андрей

Больше о Челябинском Органном зале:
vk.com/club17168824
organhall-74.livejournal.com

Контакты:
Тел. [phone] Сосунова Екатерина
E-mail [email protected] Новожилова Елена

@темы: политика

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

А между тем, этим летом я тоже - как неожиданно многие в окрестностях - начал читать книги по вселенной "Вархаммера"; просто никак не отмечал, да и зачем, собственно.
Любопытно, что о вселенной я знаю давно: впервые о ее существовании мне сообщили в 2010 году, весной, скинув "на послушать" парочку тематических песен. С одной стороны, утрированный тоталитаризм с элементами средневековой эстетики и вполне "законным" клапаном для реализации всяких нехороших (для современной морали) устремлений (убеймутантасожгиеретика) показался мне забавным; а с другой - слишком уж много всего на тот момент было в жизни, чтобы начать копить информацию.
А затем, уже в конце прошлого года, я узнал, что мумрик-секретарь  Alre [GipsyDanger] Snow немного увлекается этим делом - с подачи товарища  Narindol'а. Благодаря этим людям я сначала немного покопался в интернетах (без шуток, кстати, лурковский "словарь" по теме оказался довольно простым и действенным источником, даром, что стиль изложения такой стиль), чтобы составить изначальное представление и не быть вовсе неподготовленным человеком - а затем и попросил что-нибудь почитать, дабы начать знакомиться с миром и разгрузить мозг после битв и перипетий. Многого от вселенной и от книжек по ней я не ждал - знание генезиса здесь, на самом деле, здорово помогает. В общем, от Альре мне досталась дилогия про крейсер "Махариус", которую я прочел с умеренным интересом. И... неожиданно захотел еще. Не то чтобы книга поразила меня своими художественными достоинствами (нет, там даже есть интересные персонажи, которые демонстрируют отличия от картона время от времени, однако ж). Художественные достоинства в книжках - других - я обнаружил позже.
Но что-то цепляющее есть в мире, как таковом. Трудно не вспомнить копипасту про Суть(ТМ) и не приспособить сюда.
Ну и еще: на его основе можно ставить определенные проблемы/художественные задачи и решать их - тут уж как кому удается, да и решения могут прийтись тем или иным читателям не по нраву. (К вопросу о том, что обнаружилось позже). Вообще-то, многое встает на свои места, если провести аналогию: времена Великого крестового похожа - это такая Античность, времена 40К - это такое Средневековье. Только фантастически-адаптированные (сам сеттинг и его подробности - отдельная тема). Так что мораль и система представлений будут соответственные. Кому-то мешает - мне нет.

На данный момент прочитаны обе "инквизиторские" трилогии - насколько знаю, одни из наиболее известных Ваха-книг в принципе. (История Эйзенхорна произвела куда большее впечатление, чем трехтомник приключений его бывшего ученика; по целому ряду причин, о которых, может, однажды будет подробнее). И - энное число книг из серии "Ересь Хоруса" (откуда, собственно, и начинает значительное число тех, кого я в последнее время вижу в ленте и около).
Ну и, разумеется, выкладки летней ФБ-команды мимо меня не прошли - как раз в тамошних голосованиях начало моего сдержанного увлечения впервые "документально" отразилось.

При этом, знакомым по-настоящему с миром я себя не могу считать - по идее, необходимо читать кодексы, а не остальные книги, для того, чтобы. Следовательно, и на пути у дискуссий/текстов по мотивам становится именно это; не считая ранее упоминавшейся необходимости того, чтобы образовалась включенность.
Дальше вряд ли будет больше, хотя зарекаться не стану. Многое зависит от времени и от мотивации.

@темы: книги, Warhammer, я не сошёл с ума

---

В качестве вдохновения.

Песня из мюзикла "Моцарт!" в исполнении трех замечательных женщин.







Отзыв о просмотре написать определенно надо - как и вообще сделать их регулярными.
Мюзикл мне действительно понравился; впрочем, от со-творчества Кунце и Левая сложно было ожидать иного. Несмотря на всё ту же тему судьбы/рока.
Но эта песня оптимистичная, в отличие от всего остального. И от того, что обычно нравится мне у этого тандема.

@темы: musicals, видеовсякое, песни в голове

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра