Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Задаюсь вопросом.

Стоит ли вообще складывать на дневник тексты с ФБ?

Засада в том, что не все йогурты одинаково полезны тексты мне нравятся одинаково - некоторые (преимущественно это переводы, потому что я в процентном соотношении куда больше перевожу, чем пишу) воспринимаются как "сделал и забыл". Не потому, что плохие - за плохие я бы не взялся априори, - но просто... в общем, ничего особенного. Подозреваю, что если бы я писал со скоростью "мини в час" или хотя бы с такой, как перевожу, то и к авторским текстам было бы такое же отношение частично.
Впрочем, и насчет авторских есть сомнение по ряду моментов.

При этом кое-какие тексты мне нравятся очень. И среди них опять же пара переводных миди.

А с третьей стороны, после стольких уже лет отсутствия чего-то подобного, должно выглядеть пиздец странно и никому тоже, по большому счету, не нужно.

Вопрос: Нести или не нести?

1. нести всё, но по возможности компактно		13	(56.52%)
2. нести избранное, то, что больше всего нравится или о чем хочется поговорить		7	(30.43%)
3. просто сложить на Фикбук и забыть обо всем этом		3	(13.04%)
Всего:		23

---

Про книги.

С дописыванием других так и не определился, плюс занимался текстами (и до сих пор занимаюсь - что называется, ФБ закончилась, а долбанутым нет покоя) - поэтому буду начинать с флэшмобов.
Про семерку любимых (или оказавших влияние) книг, с обложками.

День 1.
"Основатели", А.Азимов.

Первая трилогия Азимова про Фонд. Да, именно в таком переводе. (Неких Д.Громова и О.Ладыженского, о творческом дуэте которых я тогда не имел еще никакого представления, что довольно забавно само по себе). То есть только самая первая книга, остальные две уже переводили другие люди, но с сохранением тех же имен-названий. Перевод, к слову, до сих пор кажется мне достойным - за исключением, собственно, названий книг как таковых. Я понимаю, конечно, что двусмысленность Foundation по-русски не передать, но всё-таки.
Что характерно, вторую трилогию я потом не осилил - то есть, осилил только "Прелюдию...", потому что хотелось про Империю времен относительного благополучия; но получил я не совсем то, на что подсознательно рассчитывал (сказалось - более чем понятное для меня в годы фикрайтерства - стремление автора "свести все фаноны воедино" и почти двадцать лет разницы между). А еще, насколько помню, присутствовало некоторое разочарование от того факта, что противопоставление из последней книги первой трилогии - между Мулом, колебанием вероятности, действовавшим интуитивно, и "психологами", которые осознанно развивали свои умения с использованием научного подхода, - снималось, и вторые тоже оказывались группой мутантов; теперь-то мне, впрочем, понятно, почему так вышло - наука не стояла на месте, и делалось постепенно понятно, что из ничего ничего не берется, у любых особенностей работы мозга, даже если они поддаются тренировке и воспитанию на научных основаниях, в любом случае есть генетические основы (хотя сейчас об этом известно еще больше), а значит, можно и проводить искусственный отбор в определенном направлении во имя усиления желаемых черт, например. (Хотя вот даму-робота я, как оказалось, помню в положительном ключе достаточно, чтобы проголосовать за ее портрет на визуале у команды Азимова. Технофилию, что называется, не пропьешь.) А так - что там предполагалось быть "дальше", не знаю до сих пор. Но это, если подумать, не главное.
С первого прочтения меня очаровал и захватил концепт психоистории. Вот эта вот "равнодействующая человеческих устремлений", эта изящная игра на тематике роли личности в истории - которая раскрывается каждый раз по-разному (с учетом предыдущих данных) в каждой книге трилогии. Пожалуй, в стремлении рассчитать человеческую историю так, чтобы сделать процесс ее развития более оптимальным, есть действительно что-то утопическое - но идея не перестает казаться красивой, тем более, никто ведь до сих пор не доказал, что подобное невозможно.;J А еще любопытным казалось то, что неизбежность существования космической Империи не подвергается сомнению - при том, что сама окончательная эволюция Фонда в этом направлении отодвинута в достаточно еще далекое будущее, Империя всё равно неизбежна как форма организации.
Подумать, так ряд идей действительно коренится в этом самом томике, прочитанном в десятилетнем возрасте в первый раз. И формат вступления из "Галактической Энциклопедии" к каждому значимому фрагменту текста - работающий на ощущение, что действительно за миром стоит определенная история (хотя не без условностей в том, что касается подавления недоверия) - я порой пытался заимствовать в качестве художественного приема - без особого, впрочем, успеха.
По этим книгам я даже писал фанфики. Ну то есть как фанфики - три драббла про Сэлвора Хардина, которым уже семь лет или больше того, и из которых по-настоящему хорошим считаю только один. Но сам факт. И команде Азимова, всё той же, заказывал кое-что - но не получал исполнений, что в целом не удивительно. Удивительно даже в чем-то - характеры-то во многом функциональны, сложно отрицать, но при этом помнятся хорошо.
Не перестаю думать о том, как хорошо было бы иметь адекватную экранизацию (адекватную - не значит слово в слово, с априори суховатыми книгами такого и не вышло бы, плюс остается проблема адаптации старой фантастики к современности; это значит, например, отсутствие бессмысленных и беспощадных "романтических линий", задумчивого наливания воды, перестрелок ради перестрелок и прочей подобной ереси), желательно в сериальном формате. Но это из разряда несбыточного, скорее всего.

На самом деле, здесь могли бы быть еще и "Сами боги" или "Конец вечности". И тот же автор, и тот же примерно контекст (нетрудно, в принципе, догадаться, что в "Сами боги" мне больше нравилась всегда именно вторая, центральная часть, про планету трехполых существ - дженовый кинк на ксенопсихологию, похоже, родом именно оттуда), и то же время первого прочтения - одиннадцать примерно лет.
Но выбрал то, что именно ближе.

Осаливаю  Chiora. А то что она опять.


День 2.
"Львы Аль-Рассана", Г.Г.Кей.

Первая книга автора, с которой я познакомился - и долгое время остававшаяся единственной (ту, которая в этом издании под одной обложкой, я осилил не сразу и остался не особенно впечатлён). На самом деле, я, возможно, действительно переоцениваю - но эта книга сразу вошла в число любимых, даже при том, что такие списки составлять даже мысленно мне всегда было трудно. Тут и характеры персонажей, и взаимодействия между ними - не с размаху и в лоб, сложные, неоднозначные, как и стоящие за ними человеческие чувства, - и граница эпох, и граница культур. Почти физическое ощущение меняющегося времени, и печаль, которая это ощущение сопровождает. И горечь местами, и честность повествования. Да, мистический элемент из повествования изъять просто так не получится (как и в других книгах этого автора по условно-этому же миру - мистика никогда не выпячивается, но всегда может сыграть ключевую роль, и это отдельно мне нравится), но именно исторический (псевдоисторический ввиду "спрессованности") тон здесь более явно звучит.
И я как раз отлично понимаю финальную коллизию, это противостояние, которое так разочаровывает часть читателей. Потому что есть вещи, которые больше, чем личное - и это уже не о предпочтениях, не о добром расположении или о чем-либо в том же духе. Особенно еще и в контексте (условно) исторической эпохи это рассматривать.
Ну и да.
— Ты мне скажи. Что будут делать хорошие люди в такой войне, Аммар?
— Убивать друг друга, пока что-то не закончится в этом мире.

А еще, пожалуй, именно с Джеаны бет Исхак началась определенная цепочка женских образов, появляющихся то и дело в том, что я смотрю-читаю - или даже сочиняю: взять тот же образ Сильпэлассиэ-Тиллас-Лассэ, экспроприированный Чиорой. Точнее, мое внимание к таким образам. (Хотя такой типаж не является единственным). Не то чтобы это было плохо: Джеану я действительно люблю, она замечательный человек с чувством собственного достоинства, не говоря уже о профессионализме.

А еще моя любовь к "Львам..." довела меня до переводов фанфиков по этой книге. В частности, этого - пропущенной сцены очень в духе книги; хотя это слэш, но чтобы не видеть определенного подтекста в повествовании, надо как раз-таки делать осознанное усилие. И здесь этот подтекст выведен на поверхность в целом непротиворечиво, без ломки характеров и в общем контексте "это ничего не меняет". Возможно, перевод не слишком мне удался, но все-таки не жалею, что сделал его в прошлом году.

И осаливаю  Альре Сноу. Знаю, что скорее всего ответ нет, но тем не менее. Так давно не общался ни с кем, что не знаю, кого брать.

День 3.
"Дюна", Ф.Герберт

Уже не то чтобы личное - а просто очень хорошее, так или иначе. Не могу сказать, за что конкретно люблю эту книгу, но тем не менее всякий раз перечитываю с удовольствием. Пожалуй, это еще и очень красиво - с моей точки зрения, причем не только в смысле повествования, но и вообще, в смысле того, как построен мир этого фантастического будущего - со своей культурой, литературой, обычаями. Тема вариантов, судьбы и выбора (или его отсутствия), опять же - как создается история и легенда. И иногда мне кажется, что наличие этой книги в любимых у АДБ несколько повлияло на то, как именно он писал о ряде вещей - но это мало на чем основанные спекуляции, само собой.
(А еще в этом издании есть послесловие переводчика - которое я потом перечитывал, уже начав переводить и сравнивать переводы с оригиналом сам, и получив дополнительное удовольствие. Да, я осознаю, что в случае с именем главного героя гражданин переводчик вероятнее всего сделал неверный выбор; но это не отменяет всего остального.)
И, опять же, писал и переводил по этой вселенной; тоже показатель.
При этом, что любопытно, остальные книги цикла я толком и не читал. Пытался, само собой - но после профессионального перевода перевод, сляпанный на коленке (точнее, слегка отредактированный вариант сляпанного, что делу не очень помогает), сквикнул до пролистывания по диагонали, а на английском стиль всё-таки оказался сложноват для того, чтобы брать наскоком и глотать сразу. Тем не менее, со следующими двумя книгами я знаком хотя бы так - и дальше свое дело сделал мини-сериал "Дети Дюны", который мне тоже весьма нравится, и на самом деле большинством текстов обязан именно ему - потому что нельзя просто так взять и не зашипперить горизонтальный гетный инцест, если тебе дают возможность, увеличив возраст персонажей. ;J

запись создана: 24.10.2018 в 01:05

@темы: книги, флэшмоб

---

Goretober.

...нет ничего лучше для возвращения в дайри, чем октябрьский флэшмоб про разного рода ебанину.

В котором, правда, я участвую "без обязаловки", т.е. фрагментарно - на что будут идеи. Потому что присматривался, но не готовился заранее. Ну да за рекордами не гонюсь.

04.10 - превращение в монстра
Название: Чудовища и я
Канон: Mass Effect
Форма: текст
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Персонаж: Рила, упоминаются Самара, Моринт и Фалере
Предупреждения: смерть персонажа (канонично подразумевается)
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/7429528

Риле — пять, и она рисует чудовищ.
У чудовищ серая кожа и длинные руки-когти; их широкие рты рвутся улыбками, не вмещающими все целиком зубы — острые, длинные, рыбьи. У чудовищ на затылках — не просто отростки (о-ро-го-вев-ши-е, важно произносит старшая сестра, показывая на себе — у самой Рилы на задней части головы пока еще только бугорки), а настоящие щупальца, как у морского зверя в океанариуме, куда их водила мама. У чудовищ — длинные ноги, как у танцовщиц, на которых Риле еще нельзя пока что смотреть, но она все равно смотрит, спрятавшись за креслом в компании Миралы — та точно не выдаст. С чудовищ капает черная слизь, и Рила с удовольствием льёт краску на широкие бумажные листы, пока те не идут волнами и не сминаются, а затем скатывает из них шары, пачкая ладони, и выбрасывает прочь — представляя, будто с ними выбрасывает и страх: далеко-далеко, дальше соседней галактики.
Рила боится: если однажды она прекратит рисовать их, упрямо лезущих из ее головы, они вылезут из нее каким-то еще путем, через грудь или живот — и от самой Рилы потом не останется ничегошеньки.

Риле — сорок пять, и ей говорят, что она — чудовище.
Она плачет, забыв про стыд, уронив лицо в ладони, на глазах юстицара, психиатра и храмовой посвященной — комиссии, уполномоченной установить ее состояние. Никто из них не говорит ей ни слова утешения; молчание давит на плечи, заставляя их клониться всё ниже. Конечно, она понимает: ее сестра — убийца, и никто не обязан верить, будто сама она — не такая (пусть даже она ни разу не пробовала слияние, и даже подругу не успела завести), и всё же обида комом встает в горле, еще больше не давая дышать. Ее хрустальная арфа и воздушные барабаны остались в сумке, которую полицейская просила оставить снаружи — и Риле уже ясно дали понять: инструментов она больше не увидит. В монастыре, поясняет посвященная, есть другие; более традиционные. Рила всхлипывает последний раз и поднимает взгляд — но в трех парах глаз напротив себя не видит ничего, кроме пустоты, а еще — страха; подлого трусливого ужаса — «сохрани нас!». И Рила ничего не может с собой поделать — губы сами собой расходятся в улыбке, нелепой и отчаянной, как молитвенная поза матери за дверьми — ее силуэт Рила четко видит за чужими спинами даже сейчас.
Юстицар вздрагивает от этой улыбки, а затем хмурится — и Рила чувствует, как смыкаются на запястьях биотические наручники, но всё равно не может перестать улыбаться. (Мирала, в конце концов, помнит она, всегда старалась быть серьезной — как мама).

Риле — где-то между четырьмя сотнями и пятью (в монастыре быстро становится незачем точно считать года), и чудовища приходят за ней сами. Шаткими, воющими тенями они наводняют коридоры и кельи, и оскаленные зубы в безгубых ртах щерятся улыбками: всепринимающими, пригласительными. Чудовища протягивают руки и зовут в объятия — ты же наша, ты всегда это знала, — и смотрят прямо в лицо, не мигая, и Рила пошатывается, чувствуя, как глаза наливаются обморочной чернотой. И как тягучее, вязкое, как смола, течет внутрь нее — визгливым воем ввинчивается в уши: так всеобъемлюще и так полно, что Рила не сразу осознает — ее держат за руку, ее тащат прочь, и синее сияние дрожит вокруг: защитным биотическим полем.
Рила зла на Фалере за это спасение; Рила, в отличие от неё, всегда знала: всё так и есть. Они — чудовища, и в глазах матери — пришедшей к ним уже слишком, чересчур поздно — живет эхо все того же подлого, застарелого страха; и если лицо баньши, навек застывшее в перекошенной улыбке, — именно то, что хотелось бы втайне увидеть всем, кто смотрит на ардат-якши — зачем тянуть?..
Почему бы не отомстить? шепчет-воет ветер из разбитых окон голосом Миралы; но Рила стискивает ладонь на холодом металлопластике детонатора. Зажмуривает глаза.
Даже если Фалере неправа вовсе. Даже если они чудовища.
Они — свои собственные чудовища, и так было (будет) всегда.
Когда острые когти-пальцы из ее детских снов нежно, точно любимая (любимая, которой у Рилы не было никогда — никогда не будет) обхватывают ее за затылок, Рила вскидывает голову. В ней нет ни капли страха. Ни капли сожалений.
Она улыбается, прижимаясь лбом ко лбу баньши. Точно так же, как улыбалась тогда членам комиссии «по а-вопросу».
«Все будет хорошо. То есть — ничего больше не будет».
И жмет на кнопку.


08.10. - Перерезанная глотка
Название: Your heart is a diamond
Канон: Silmarillon
Форма: текст
Категория: слэш
Рейтинг: R (PG-13!kink)
Персонажи: Куруфин/Финрод
Предупреждения: эротические фантазии про убийство
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/7431856

…он проводит по запрокинутому горлу острием — самым кончиком невероятной остроты клинка, едва касаясь, — но даже это почти кажущееся, невесомое прикосновение оставляет за собой алый тонкий след. Пальцы другой руки уверенно лежат на задней стороне шеи — почти даже не сжимая, только удерживая: но это не так и сложно с тем, кто сам не собирается вырываться.
С тем, кто сам допустил это. Сам вовлек в выдуманные им же игры со смертью — неизбежной, по тем его оговоркам, на которые уже привычно стало отвечать усмешкой, кривящей губы.
Полоска на коже набухает кровью; можно позволить себе вольность — и поддеть чуть сильнее, но только чуть: поймать каплю на лезвие, позволить жизненному соку растечься по металлу, почти впитаться — почти так, как впитывал этот кинжал собственную его кровь, потому что так велел мастер-гном: созданное оружие должно быть причастно хозяину, железо клинка — к железу в венах, и это было вовсе не сложно — вид крови не пугал и не волновал его никогда. Даже до того, как он впервые пролил ее, отнимая жизнь существа, владеющего речью и разумом — такого же, как он сам.
Такого же, как тот эльда, что сейчас ощущает сталь его кинжала на своем горле. (И даже более такого же: ведь эта кровь, думается Куруфину, общая с его собственной лишь на четвертую часть.)
Финрод дышит почти спокойно — почти; наметанный взгляд может различить эхо дрожи — напряжение всего тела, застывшего на грани непоправимого. И его собственное тело отзывается дрожью — так скрепляются две шестерни в механизме, побуждая друг друга к движению. К тому, чтобы наклониться за поцелуем — яростным и коротким, окрашенным призрачным привкусом крови: призрачным лишь до тех пор, пока кто-то из них не прикусит другому губу слишком сильно.
И легко — даже слишком, слишком легко — представить себе: еще один шаг.

…надавить — только чуть сильнее, самую малость, — и ощутить, как сталь входит в плоть: мгновения плавной нежности, медлительными каплями стекающие из-под лезвия — еще немного, еще, прежде чем взрезанные сосуды осознают нарушенную цельность. И — вдохнув изменившийся, загустевший воздух — скользнуть глубже, сквозь мышцы горла: туда, где рождается голос — плавный и мягкий, властный по-своему, точно вода, накатывающая на камни — или на угли костра. И — не сдерживаясь уже, потянуть за волосы, запрокидывая голову еще сильнее, и полоснуть, резко и наверняка, не оставляя возможности иного исхода.
Приникнуть — змеиным гибким движением — к перерезанному горлу губами и языком, обводя края раны — едва не расширяя их даже, чувствуя металлический вкус до последней капли: прежде убийство было — всегда — лишь необходимостью, лишь шагом на пути, способом уничтожить помеху, но никогда — такой сладостью, сравнимой с плотским удовлетворением.
И, слизнув эту кровь, накрыть своим ртом его рот — забирая все, что осталось, вплоть до последнего рваного полу-вздоха: себе. И только себе.
Подхватить оседающее на пол тело, и, без перехода, опустить ладонь на грудь: туда, где под тонкой тканью бьется, непоправимо замедляясь, сердце — запоминая пальцами каждую судорогу. Навечно; до конца мира.
Сердце твое — как алмаз, которым хотелось бы владеть каждому. Слишком опасная мысль; слишком близкая — к сравнению, которого никогда не следовало бы делать, потому что сличение свойств подразумевает — тенью — и сличение веса. Сличение значимости.
А значит — необходимо пресечь эту мысль, поставить кинжалом точку: решающую и последнюю, как оно и подобает, когда выбор определен.

…Куруфин открывает глаза; не вскакивает и не ловит ртом воздух, нет.
Его дыхание остаётся глубоким, и только сердце стучит чуть сильнее — раз, другой, и третий, а следом — пропускает удар: когда он говорит себе — всё. Это было лишь сном.
Он лежит без движения на своей постели — лежит один; само собой, с ним не делят ночи — с ним делят танец на грани, на паутинной вязи слов, намеков, амбиций и клятв.
Он говорит себе: это было бы неразумно. Смерть короля не даст ему ничего — если он будет прямо причастен к ней.
И всё же его руки болезненно жаждут ощутить эту смерть — в ее окончательности и определенности, не в мареве, замешанном на пророчествах. (В которые он никогда не должен был позволять себе верить по-настоящему.)
Ощутить. Присвоить себе. Удержать в руках — как должно быть удержано и присвоено то, иное.
Но это немыслимо, невозможно — чужое сердце не станет алмазным перстнем на его левой руке; а значит — ему остается лишь ждать, пока неизбежность сделает все за него.
И только иногда позволять себе подумать о том, что он — все-таки, вопреки всему, вопреки разуму и осознанной воле, — не хотел бы ни с кем делить несравненное право на его смерть: право решающего удара.


09.10 - обморожение, замерзание насмерть
Название: Зимний сон
Канон: Yuri Kuma Arashi
Форма: текст
Категория: джен, можно увидеть пре-фем
Персонажи: Курэха Цубаки |(/) Гинко Юрисиро
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: кошмар, толика психоделики, обморожение
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/7431246

...Курэха идёт сквозь снег, по колено в сугробах, закрываясь рукой от ветра.
Курэха — совсем ребенок, такая маленькая и слабая, что самой от себя тошно.
Во мгле, среди несущихся в лицо и глумливо ударяющих в спину снежных хлопьев, медведю легко подобраться незамеченным. Только и успеешь увидеть, как вместо серебра перед глазами вдруг плеснет алым. И — всё; только кишки наружу, легким дымком в снегу.
А у Курэхи даже ружья с собой нет.
Ее босые, не укрытые ничем, кроме подола тоненького белого платья, ноги делаются бледнее бледного — почти прозрачными; вены проглядывают сквозь кожу голубоватыми прожилками льда.
Ее пальцы немеют, застывают сосульками — такими звонкими и жесткими, что, кажется, вот-вот переломятся: даже если Курэха просто слишком сильно прижмет их к груди, пытаясь хоть малость согреться.
Но ей надо вперёд. Очень-очень надо, пускай даже сама Курэха и не знает — зачем.
Там, в снегу, покрытом кровью и копотью, есть что-то для нее важное. Самое важное в целом мире. Такое, ради чего не жаль даже рискнуть быть съеденной.
Обмороженные ноги почти не слушаются. Курэха ковыляет еле-еле, выпуская перед собой редкие упрямые облачка дыхания.
Ее глаза болят от мороза, ресницы промерзли так, что поднять их — нестерпимая тяжесть. Буря становится всё сильнее, и голова трещит по вискам, но Курэха наугад рвется дальше.
Она падает ртом в сугроб, и страшная догадка пронзает череп: ноги застыли напрочь и не просто подломились — сломались, непоправимо и вовсе; но Курэха со всхлипом приподнимается на локтях и пробует ползти. Пробует позвать — открывает рот, но вместо имени на языке — только липкие, покрытые желтоватым и красным, снежные комья.
А под ними… Курэха роет снег, ломая промерзшие ногти и фаланги пальцев, и видит наконец лицо.
Обрамленное темными волосами, отчаянное и странно-благородное лицо девушки — девочки, самую малость постарше; только вот, если чуточку скосить глаза, лицо это делается черной медвежьей мордой.
Морда улыбается. Растрескавшиеся, окровавленные (чья это кровь, если не человеческая?!) зубы шатаются в лунках, но всё еще могут прокусить ладонь — остаток ладони, который она одёргивает так резко, что трещит кость.
«Прости, Курэ-тян. Ты опоздала. Уже слишком поздно».

...Курэха проспается с криком и колотящимся сердцем. Тянется к винтовке над кроватью, прижимает ее к бьющемуся — теплому, тяжелому, живому — сердцу в груди, и вновь, в тысячный раз, клянется себе:
«Я уничтожу медведей».


10.10 - дополнительные или отсутствующие конечности, глаза, т.п.
Название: Синие перья
Канон: условно Warhammer 40K
Форма: стихотворение в строчку
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: ОЖП, косвенно Тзинч
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/7434729

ночью удушлив воздух, тяжел и стыл; ночью все кошки серы - так говорится? кошки легко скрывают и след, и стыд - но вот насколько в этом способны птицы?

шелест да шорох - шёпотом за стеной; нет, не смотри, не слушай, тебе не нужно. если придут - пока что не за тобой, ты, как обычно, завтра пойдешь на службу.

шелест да шорох - пальцами в волосах; губы кривятся, стиснутые до боли, и под ресницами прячется давний страх, рвется из-под зажмуренных век на волю.

шелест да шорох... глянцевых перьев блеск; пусть даже тьма ночная крадёт оттенки. ввек бы не знать, не видеть таких чудес - только коснешься, всё перед взглядом меркнет, и остаётся - ворох теней судьбы, веер надежд и страхов, гадальный морок. память-тоска по мерзостной ворожбе черные пряди синим рядит убором.

знать бы - и девочкой вовсе не трогать карт; пусть выходило с лёгкостью, как дышалось - этот невинный, детский еще азарт: только немножко, самую мало-малость. старое одеяло - шатёр-покров: тощие дети улья расселись тихо. скажет колода из бабушкиных шелков, из-за чего вдруг мама зайдется криком, кто послезавтра встретит свою любовь, кто через месяц будет застрелен бандой...

как-то ты картой порезалась. эта кровь стала колоде самой надежной платой.

где теперь та колода? пойди найди; не сожжена, конечно, а надо было - вот и вина свернулась комком в груди: память о бабушке - нет, не достало силы.

где теперь та гадалка? лежит впотьмах, в мыслях о птицах, о кошках и о погоне. страшно поднять глаза - и увидеть знак: глаз, распахнувшийся в центре твоей ладони. яркий, сапфирно-синий, в пушке ресниц - дымных и звёздных, цвета безумных истин...
...и окровавить ночь пустотой глазниц - вынутой ложью, девять раз ненавистной.

даже не думай: Он больше тебе не щит, сколько колени ни натирай в молитве; голос Его уже для тебя молчит - и Он не одолеет в грядущей битве.

сколько ни укрывайся глухим платком - узел развяжется и упадёт завеса; не оправдаться - кончится всё костром.

нет, библиотекарь, не будь такой легковесной.

не говори себе - продержусь еще, буду одна, а жизни и так немного... перья уже забираются на плечо. ты знаешь сама, мутантам куда дорога.

вырви себе с макушки одно перо - ну же, не хмурься, боль это просто плата, - и на ладони вычерти знак Таро: да, с той колоды, которой ты - виновата.

стержень пера нацель на свои зрачки - это почти не больно, когда так остро. разве нужны тебе радужка и белки? все краски мира снимаются, как короста, и остается только - узор теней, нити без цвета, птичья пророчья песня. так распахнись, как крылья, лети за ней - из оболочки смертной, как из болезни.

карты раскроются перед тобой, шутя - разве теперь не проще дойти до сути?

и улыбайся, птица, моё дитя.

Благословенная Тзинчем, Владыкой Судеб.


11.10 - травмы кожи, свежевание
Название: Faceless face
Канон: Repo! The Genetic Opera
Форма: текст
Категория: джен с подтекстом
Персонажи: Пави Ларго, Эмбер Свит
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: постканон, спекуляция на тему послесловия фильма
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/7437623

Он проводит языком — удлиненным, конечно: куда там жалкому «естественному» куску мяса — по коже ее лица. Ее бывшего лица. По спине пробегает дрожь — так оно распластано поверх его мышц. Так… чувственно. Тесно. Крепко. Эмбер почти понимает, что в этом находят генсестры.

Крепления — тоже не те, что обычно: металл отблескивает оттенком глаз, выбранных Эмбер для вечера по случаю окончания благотворительного аукциона: синевой, опасно напоминающей цвет зидрата. Ее губы кривятся — счесть это за оскорбление или за лесть? Или — за то и другое сразу?

Он наклоняет голову к правому, чуть приподнятому вопросительно плечу, поводит разведенными пальцами. Кончик языка так и не спешит прятаться внутрь рта.

— Как смотрится, дорогая сестра? — шипящие интонации насекомыми лапами цепляются за оголенные плечи. Эмбер передергивает плечами, скидывая этих невидимых насекомых — и поднимает пальцы к лицу.

Удлиненными ногтями (после того, что сотворила на сцене Слепая Мэг, наращивание до бритвенной остроты вошло в моду — тут она постаралась: рекламную кампанию пришлось разворачивать в спешке, чуть ли не прямо с хирургического стола) она проводит по самому краю красноватого шва. Скорей даже — стыка: вдоль линии роста волос и ниже, к уху, а следом — чуть выше подбородка, пока пальцы правой руки не встречаются, наконец, с пальцами левой. Складываются вместе в жесте ожидания — или обдумывания.

Такой стык — четко указывающий на имплантированное лицо (спрей для поддержания нужной степени яркости приобретается в комплекте с остальным уходовым набором; только на этой неделе — специальные скидки) — тоже нынче в моде.

Эмбер смотрит на Пави. Они застывают под ярким, почти что хирургическим, режущим тени (и глаза) светом: как отражения. Как будто наконец нашли в себе семейное сходство — то, которое прежде от них всегда ускользало.

Эмбер улыбается. Она — генеральный директор «ГенКо», в конце концов: она обязана улыбаться лучшим, что только есть в продукции стоматологического отдела.

Она не отводит взгляда, когда произносит ответ:
— Превосходно.

14.10 - удушение, повешение (опоздание)
Название: Удавка
Канон: Warhammer 40K: Horus Heresy
Форма: текст (недостихи)
Категория: джен (как бы)
Персонажи: Лоргар, Магнус
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: братская любовь, злоупотребление психическими силами; постскриптум к сцене из "Алого Короля"
Ссылка: ficbook.net/readfic/7458264

…он ловит ртом воздух — и это как благословение; один — в комнате для медитаций, в своей святая святых. еще одна, фарсом ставшая, попытка на примирение, на этот раз — унизительным ударом ему под дых.

он касается пальцами горла — фантомный след, разумеется. (но почему же почудилась на шее эта петля?). а ведь хотелось бы думать, что все еще переменится, хотелось живую искру найти в тлеющих углях.

броня не спасла — оказалась вовсе бессмысленной. (ему хотелось похвастать — кто нынче трус, не боец?..)

удавка на горле — думает, им всё наперёд исчислено. (поймет ли он хоть когда-нибудь? поймет ли он наконец?)

серебряная удавка — на живом клинописном золоте, на смуглом пергаменте кожи — пепельной пеленой. в бесцельных руках могущества, под небом его расколотым — угроза в знак равнодушности, предельной и ледяной.

и губы кривятся — разом от злости и от бессилия. прах к праху — тень от удавки сжимается все тесней. где не избрано добровольное — там да свершится насильное: сомкнутся звенья мятежные в горниле последних дней.

но было ведь еще что-то, отнимающее дыхание, в скользящем движении пальцев, плетущих оккультную вязь.

небрежно и безошибочно поймать в ладонь дух-сияние — помогло не одно лишь искусство, но вся их прежняя связь.

их прежние споры над книгами, их внетелесные странствия — всегда под его водительством, ладонью поверх плеча — и струны души отзывались чистейшими резонансами; без ревности, только с радостью — молчание, как печать, лишь эхо когда-то сказанного — «ты мог бы быть моим штурманом». как только всё переменилось бы, последуй он с ним тогда!..

но путь благородно-алого змеится, клонясь к лазурному, и беспощадным не-светом горит святая звезда.

и вот он, глухой осколок их подлинной братской близости — изгоняющее касание, диссонанс, увядший в тиши. и что бы уже до этого тому, кто вот-вот возвысится? но легче было бы, если бы действительно — удушил.


15.10 - повреждения, открывающие кости; полная или частичная скелетизация.
Название: Ожидание
Канон: Mawaru Penguindrum
Форма: текст (драббл)
Категория: джен
Персонажи: старшие Такакура
Рейтинг: R
Предупреждения: условно-мертвые персонажи
Ссылка: ficbook.net/readfic/7451658/18975365

В забегаловке — почитай, что никого. Такое уж время суток, такое уж расположение — в отнорке от переулка, рядом с подслеповато мигающим фонарем: словно не кафетерий, а конспиративная квартира.
В забегаловке — темно, тихо. Двое сидят на высоких стульях, сгорбившись, опустив головы. Их куртки яркие даже в темноте и похожи на арестантские. На голову фигуры поменьше — женщины — наброшен капюшон. Голова мужчины — рыжая до нахально-алого — непокрыта.
От плиты тянет чем-то гниловатым, протухшим. Или не от плиты? Спросить бы хозяина, да где тот — не разберешь. Только эти двое. Женщина еще сильнее привалилась к плечу мужчины; ему бы поддержать ее, но он неподвижен.
Он ждёт. Он обещал ждать.
Костяшки пальцев женщины касаются крупных, мужских костяшек. Костяшки — тонкие, белые: у него так же, как у нее. Такой белизны не бывает кожа, особенно — у жителей этой страны: только фаланги, очищенные временем даже от воспоминаний о мясе. Фаланги скользят по фалангам — бездумно, нежно. Клак-клак.
Стук такой деликатный, что почти и не слышен.
Как и глухое постукивание давным-давно отставших часов на стене, рядом с выцветшим календарем с полуодетыми девушками.
Голова женщины поворачивается к мужчине. Мужу. (А может, это просто ветер — из всех щелей: ветер выдувает из-под капюшона иссиня-черные пряди, грустно держащиеся на последних ошметках кожи). Провалы ее глазниц смотрят робко, с мольбой.
Она тоже ждёт. Она обещала.
Но только это так тяжело — греметь костями между жизнью и смертью, вечно; даже череп, которому больше не скрыть зубов за мясистым и розовым, устаёт улыбаться.
Костистые локти движутся под курткой. Не будь он уже скелетом — сошло бы движение густых, сходящихся к переносице бровей. Но бровей давно уже нет.
Кости стопы упираются в скользкий, давно не мытый пол. Упрямо — не обращая внимания на то, что часть фаланги обламывается при этом движении и падает в темноту. Стопа — другая, женская; та, на которой еще остается мягкая туфля со стершейся подошвой, — покачивается в такт.
Они ждут. Они сами согласились на это.
(Точнее, это он затащил ее сюда — прямо за руку: в скомпрометированную — они еще не знали об этом тогда — забегаловку, бесцеремонно засунул под прилавок. Она сложилась вдвое, обняв колени, и он еще несколько секунд стоял над ней, вглядываясь в дверной проем — грудь ходила ходуном, фантомный след погони дрожал в воздухе — прежде чем резко опуститься рядом.
Тиеми прижалась к плечу Кэнзана, слушая стук его сердца — доверчиво, как ребенок. Она сидела так до самой ночи и после, и весь следующий день — тоже: муж запретил ей вставать. Ноги затекали, живот сводило, сохло во рту — но им нужно было быть тихими, переждать. Ради детей, — шептал он ей, и она кивала. Да, ради детей.
И потом, когда уже ссохлась плоть, когда был откушен и прожеван язык, она всё равно шептала это, как молитву — без голоса. Когда крысы выедали им глаза и обгладывали пальцы, Кэнзан продолжал обнимать Тиеми так же уверенно.
А затем — непонятно, как — они оказались на стульях, так же бок о бок: спиной к дверям.
В вечном ожидании того, кто придёт.)
Но это обязательно случится. В конце концов.
Вспыхнет свет. Череп оденется кожей. Улыбка встанет в оправу губ.
Пальцы сомкнутся, обрастая плотью — рука поднимется, готовясь приветственно похлопать по плечу или заключить в полуобъятие.

…и даже если Камбе на мгновение покажется, что жесткая мозолистая ладонь отца — слишком жесткая, словно на самом деле лишена и кожи, и плоти, — он просто не позволит себе обращать на это внимание.

16.10 - рана от выстрела
Название: Верный выстрел
Канон: Mass Effect
Форма: текст (драббл)
Категория: джен
Персонажи: Эшли Уильямс | м!Шепард
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: —
Ссылка: ficbook.net/readfic/7454725

Она очень хорошо это себе представляет. Ясно, до донышка — на просвет.
Как наводит на него пистолет (а лучше винтовку) — и руки не дрожат ни разу. Даже не думайте. Зря у нее, что ли, отличие по стрельбе на меткость?
Она поставит посреди его лба ровную дыру — будто точку. Между глаз, темных и равнодушных: он ими не успеет даже моргнуть.
Потому что она его ненавидит.
Вот так вот.
Просто — как раз и два.
Она дышит глубоко, полной грудью, опустив руки вдоль тела. Она берет оружие, проверяет термозаряды, целится, жмет на спуск.
Три выстрела подряд. Пять. Десяток.
Все в одну точку.
Мишень трещит и рвётся — она предпочитает не стимуляцию, а дерево и бумагу: по-старинке. Как еще дед учил.
Вдох, выдох.
Не расслабляться.
Стоит ему только открыть рот — и она пропала. Она любила стихи — но в словах никогда не была сильна.
Так что она не даст ему даже шанса.
Ей объяснили: он — предатель. Она ненавидит предателей.
И его, так получается, тоже.
Вот. И. Всё.
Она стискивает зубы, вскидывает винтовку. «Десять из десяти». Молодчина. Так держать.
Она — пёс. Боевая порода. Ей нельзя сомневаться, когда есть присяга и есть приказ.
Она представляет влажный хруст, который ни с чем не спутать — звук, с которым проходит пуля сквозь мясо и кость. Разум подсказывает: сначала надо будет пробить щиты и шлем. Она хмурится.
Она пробьёт. У нее, в конце концов, отличие.

*
Она шагает назад, находит ногам уверенную опору. Наводит на него пистолет.
На нем нет шлема — только снайперский визор. Самонадеянно. Она фыркает про себя.
А следом сжимает зубы.
Он поворачивается к ней лицом — безошибочно: словно именно она (только она) ему и нужна.
Как он только смеет. Как он.
(Как никто другой. Кому еще — сметь вот так, непринужденно, мать его).
Не-на-ви…
Вижу.
Вдох.
(Это так, словно она оступилась и падает).
Вдох.
(Это так, словно темные глаза безжалостно ловят ее над пропастью).
Ему даже не нужно открывать рот, выталкивая с губ пепельный звук ее имени.
Что бы ей там ни говорили…
(Ей надо было — сразу же, не глядя, не целясь).
Кого бы он там ни предал.
(А она — отвечает: вот дура-то. К чему тянуть время).
Кого сейчас предаст она?
А ведь обязательно предаст, бог свидетель.
Она представляет влажный хруст, с каким пуля проходит сквозь мясо и кость. Сквозь ту присягу, которая — бумага, и всё. Псы не едят бумагу. А она — пёс.
Она дышит глубоко, полной грудью. Спокойствие впервые за три почти полных года заполняет ее всю, целиком.
Она оборачивается — и стреляет в противоположную от него сторону. Точно в цель — точно в лоб, оставляя там ровную дыру: будто точку.
Руки у нее не дрожат.


Как-то уже дальше получилось совсем в формате "не получилось", но что уж. Кое-что хотел бы еще добить, если успеется.

22.10. - изнасилование, сексуальное насилие
Название: Нет никакого солнца
Канон: "Хроники Нарнии" К.С.Льюис
Форма: текст (перевод)
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/8349076
Категория: фемслэш
Пейринг: Дама в Зеленом / Джилл Поул
Рейтинг: R!kink
Предупреждения: соблазнение-изнасилование, дарк!AU
Ссылка: ficbook.net/readfic/6019441

«Никогда не было никакого мира, кроме моего», — говорит Колдунья.

*
Дама помнит всех своих старинных подданных. В конце концов, она правила ими долгие, долгие годы, и ее соглядатаи докладывали о каждой мелочи.
Болотные квакли — народ, способный на что угодно ради защиты своих детенышей, и поэтому она убивает его заранее — прежде, чем он успевает хотя бы подумать о том, чтобы наступить на огонь.
Комнату наполняет приторно-сладкий сонный аромат да негромкое бренчание мандолины. Ее шелковые юбки шелестят при движении, и воздух потрескивает от колдовской силы. Она торжествующе мурлычет себе под нос; ибо дети затерялись в ее чарах, а ее возлюбленный кроха-принц корчится в муках. Ее победа безусловна, и она вкусит от плодов.
Что до принца — верно, кресло утрачено, но есть и другие способы сковать его. Он рухнет на пол в сонном забытьи, и чуть позже она позаботится о нем. Мальчик тоже уснет. Ее мало интересуют дети мужского пола. В мареве памяти всплывает ее последний такой ребенок: его испачканный сахарной пудрой рот и изменническое сердце.
Девочка, впрочем...
Именно юные девочки засвидетельствовали возвращение ее врага, именно их бьющиеся сердца придавали ему сил. И именно эта девочка полна Его благодатью; Его слова у нее на языке и в сердце, целиком и полностью она принадлежит Ему.
Дама улыбается, и в этой улыбке нет доброты. Ибо она запятнает любимицу своего врага, его глашатая, его героиню, и медленно, бережно разорвет ее на куски. А следом: перекроить, перестроить, пересоздать; что-то — кого-то — поразительного.
Нарния подождет.

*
Колдовство способно на многое. Оно может создавать и разрушать. Оно может порабощать и восхищать. Возможен всякий род неестественного, если чародейка искусна в своем ремесле. Дама за целую жизнь сотворила многое, и во многих мирах. Нет такого заклятья, что не покорилось бы ей.
И вот, она зачаровывает дитя-девочку на такой манер, что спустя считанные часы это уже вовсе не девочка, но зрелая женщина. Округлые изгибы гладкого тела и нежное, угловатое лицо. Прекрасный образчик Евиной плоти.
Дама улыбается, ибо знает: враг безразличен к тем из женского племени, что стали взрослыми.
Глаза девочки-девушки — само воплощение ужаса, ибо, пусть ее тело сковано и зачаровано, Дама оставила нетронутым ее разум.
Гораздо приятнее будет сломить ее волю, чем получить лишь похотливую куклу.
Если ей захочется чего-то попроще, у нее, в конце концов, остается принц.
— Теперь, — произносит она голосом столь же сладким, как сладчайшая птичья песня, — мы приступим.

*
Все начинается так:
Имя, со вздохом вырывающееся из ее груди — низким голосом, взрослым голосом.
Синяки, расцветающие на ее запястьях и лодыжках, когда она бьется в своем серебряном узилище.
Открывшаяся полоска кожи, что заставляет ее дрожать, точно лист под ветром.

*
— Ты хоть представляешь, как ты прелестна, прекраснейшая Джилл? — нежно пропевает она. — Прекраснейшая во всех моих землях, ценишь ли ты этот мой дар, это твое новое тело?
Джилл мотает головой, но следом всхлипывает, когда Дама обхватывает ладонями ее груди и медленно сжимает, прежде чем защипнуть сосок — мягко, ласково.
— Всё это мое, понимаешь ли. Я создала это — так что оно мое, и я вправе делать, что пожелаю.
Дама сопротивляется искушению взять ее силой, не щадя, в этот странный первый раз. Но у нее еще будет довольно возможностей.
— И я научу твое тело столь многому, — говорит она, пока ее пальцы с легкостью перышка скользят по коже.
Она издавна восхищалась женской плотью, но имела мало возможности испробовать ее. Ни разу с тех времен, думается ей, ни разу со времен планеты под красным солнцем и сестры, наслаждавшейся их тайными играми. Такого рода воспоминания весьма смутны: о прошедших временах. Порой она не уверена: воистину ли это воспоминания, или повесть, перешедшая к ней от кого-то еще.
Но здесь есть это — и это реальность: здесь Джилл, которая извивается перед нею, и Дама отпечатывает королевский поцелуй на ее набухших грудях.
— Столь многому, — эхом повторяет она.

*
Девичий разум ныне, должно быть, являет собой какофонию шума, ибо что это дитя знает об удовольствии?
— Чего же ты от меня хочешь? — спрашивает Джилл между прерывистыми вздохами.
Ладонь Дамы застывает на середине мучительно-долгой ласки.
— Присяги на верность. — И это честный ответ — чувство, приходящее с ним, отзывается в ней до самой кости. — Есть только один итог, Джилл Поул. Всё кончится тем, что твое горячее сердце будет биться лишь для меня одной.
Ласка становится болезненной, когда Дама проводит ногтями по коже, покрытой мурашками. Джилл отвечает что-то, схожее с полузадушенным «нет», но тело предает ее, дергаясь навстречу прикосновениям Дамы.
Невозможным теперь становится иное, чем желать, чем глубоко вожделеть прикосновения к самому потаенному месту Джилл. Чем знать, что усилия Дамы не были втуне.
— Твоя очередь одарить меня. Открой рот, юная дева.
И Джилл делает это — делает, чтобы заговорить, но Дама накрывает ее рот своим. Поцелуй — обещание, и в этот самый миг пальцы Дамы добираются до влажной теплоты Джилл. Они вместе издают стон: прелестный звук в полумраке.
Дама отстраняется лишь на мгновение — лишь краткий взгляд на раскрасневшиеся щеки Джилл и ее потемневшие глаза. Губы Джилл приоткрыты — чудесный вид, — и она выгибает спину ровно настолько, насколько нужно, пока Дама обводит круговыми движениями ее набухший клитор.
— Дочь Евы, ты восхитительна на вкус. И я вкушу от этого яблока не единожды. — Следом она переходит на шею Джилл: спускается влажными, причмокивающими поцелуями вдоль нежной кожи, пальцы же ее продолжают двигаться внизу. Стоны Джилл теперь делаются глубже — берут начало где-то внутри ее живота и поднимаются к горлу. Признак женщины, готовой к тому, чтобы ею обладали.
И Дама довольна — весьма и весьма.

*
Когда девица кончает в первый раз, это происходит резко и быстро; она задыхается в своем удовольствии, а следом всхлипывает.
— И на этом, выходит, все? — говорит Джилл; попыткой укола.
— Это лишь начало, милая. — И Дама толкается пальцами вверх и внутрь пульсирующей жаркой щели. Джилл ловит ртом воздух от изумления, и всё ее тело отдается дрожью. Медленно вбиваясь в нее, Дама следит за лицом Джилл: за тем, как ей нравится, а как — нет. Джилл начинает постанывать и извиваться, когда Дама находит безупречный, устойчивый ритм — жесткий и уверенный.
— Для тебя не отыщется избавления: ни рыцаря на белом коне, ни большого кота. — Голос Дамы — едва ли громче шепота. — Никакой надежды не ждет тебя во тьме. Есть только ты и я.

*
Дама, как и всегда, довольна, что ее стражи не перечат ей, что не входят внутрь, когда крики звенят в этих покоях.
Ибо Джилл голосиста, когда наслаждение находит ее — достаточно голосиста, дабы пробудить ото сна сыновей Адама в соседней комнате. Те скованы точно так же, потому не будет предпринято никакой попытки спасения, сколько бы они ни выкрикивали вопросов и приказаний.
Джилл не отвечает им, она только лишь в отчаянии свешивает голову, пока ее бедра движутся навстречу пальцам Дамы — дабы та могла лучше послужить ее удовольствию.
Дама улыбается и покрывает сладкими поцелуями лицо Джилл, восхищаясь в ней одновременно новой игрушкой и отрадным отмщением.
— Должна ли я позволить им войти и увидеть тебя такой? Должна ли я позволить им взять от тебя свое, милая? Ты вожделела ко принцу, я убеждена. И он столь миловиден, столь готов ублажать.
Глаза девушки распахиваются; ее тело застывает недвижно.
— Или ты скорее останешься со мной?
Джилл поспешно кивает — и издает стон, когда пальцы Дамы сгибаются у нее внутри: прежде, чем к двум пальцам добавляется третий.
— Тогда скажи мне, что ты — моя.
В ее глазах стоят слезы, но рот остается нем.
Вдыхая холодный воздух, Дама произносит:
— Тогда мы начнем сначала.
Ибо терпение Дамы неисчерпаемо — неисчерпаемо, словно бездонный колодец.

*
Ее язык скользит по коже.
— Прекраснейшая из всех. Ты, конечно же, знаешь, что произойдет следом, и что произойдет после.
Джилл смотрит на нее ровным взглядом.
— Нет.
Дама целует ее.
— Как я выставлю тебя напоказ, моя милая. Мужчины будут падать к твоим ногам, о тебе будут слагать песни, в твою честь сразятся на турнирах. Будет множество тех, кто умрет ради тебя.
И девушка отворачивается; ее лицо искажается в гримасе.
— И что, если мы отправимся в какое-нибудь еще место? Что, если мы отправимся... — и она замолкает на миг, — в тот твой другой мир?
И Дама получает все то внимание, какого хотела.
— Да, милая. Там у тебя есть враги. Тебе ведома моя сила, тебе ведомо, что я могу сделать с ними. Прах к праху, так говорится. — Она смеется: с искренним весельем. — А что же насчет тебя, в таком случае, что насчет милой Джилл? — И она тщательно подбирает следующие слова. — Все нейлоновые чулки, и губные помады, и приглашения, каких только может пожелать прелестница вроде тебя.
— Я не хочу... я никогда не хотела...
— О, но ты должна получить все это. И больше того.

*
Некоторое смещение тел и оков позволяет принять еще одну позу, и что за чудную при том. Время словно бы замедляется, когда ее рот смыкается на влажном и жарком, и ее язык с нажимом обводит клитор Джилл. Дама блаженствует в этом искусстве, наслаждается вкусом и исступленным откликом Джилл.
Что до нее самой, то Дама немало наслаждалась этим интимным действом, и чарами велела принцу служить себе на такой манер целыми часами. Ей известно, на какие выси это может поднять: как если бы ты парила над облаками. Чудесная, прекрасная вещь.
Так что она задерживается здесь, между ног у Джилл; ее язык движется неустанно, и пальцы вторгаются внутрь без милосердия. И она теряет счет тому, сколько раз ее пальцы оказывались сжаты в пульсирующем, неугасающем ритме, когда Джилл сдается своему удовольствию.
Сама она сейчас влажна от желания, от подавляющего вожделения к пленнице. Как прелестно будет это смотреться, когда ее золотые волосы перемешаются на подушках с вороново-черными прядями Джилл. Это случится однажды; вскоре. Сколь радостно.

*
— Лишь полюби меня, милая; люби меня, и это прекратится.— За каждым словом следует ласка — нежная, нежная.
— Я никогда не полюблю тебя, — тихо отзывается Джилл. — Никогда.
Дама улыбается, касаясь губами кожи Джилл — ибо она выдержала все испытания Времени. Ныне они с ним добрые товарищи. Потому это неизбежно: то, что девушка скажет, без обмана, без колебания: «Я твоя. Клянусь в том на твоих златых локонах».
И когда это произойдет, Дама будет смеяться: самым звучным, самым музыкальным смехом, какой только можно себе представить.


27.10 - стежки, шрамы
Название: Шрамы
Канон: The Sims 2
Форма: текст (драббл)
Персонаж: Паскаль Кьюриос
Категория: джен (условно)
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: мужская беременность (эксперимент инопланетян)
Ссылка:ficbook.net/readfic/7492503

Паскаль касается пальцами шрамов на своем животе.

(Как паниковал — другого слова не подберешь, Лазло: да, он резал мартышек, и даже вырезал из них мартышат, «но мой брат — не мартышка!»; и как он же сшивал потом мышцы и кожу — чуть трясущимися руками, пока Видкунд вливал в него, заботливо придержав за плечи и шею, целый стакан коньяка.)

Швы сняли только недавно; прикосновение еще ощущается слегка неприятным.

(Синтетические синие нитки — единственные, какие нашлись, — до неестественности яркие на бледной коже, тщательно избавленной от редких жестких волос.)

Ходить без посторонней помощи Паскаль тоже начал — снова — только недавно.

(«Как будто скальпелем полоснули», выдохнул он, неразборчиво, вытирая непроизвольную рвоту — хотя под скальпелем он как раз не чувствовал такой режущей боли; словно всё вот-вот разорвется, и наружу вывалятся внутренности — вместе с остатками того, что заснули в него вместе с гибридным плодом.)

Ходить; подходить к детской кроватке, купленной на сетевой распродаже, по-быстрому, так, чтобы не вызвать лишних расспросов.

(Видкунд утверждал, что у него обязательно будет болеть грудь — и до сих пор, кажется, втайне ждет: вдруг Паскаль станет кормить своего зеленого младенца какой-то инопланетной разновидностью молока.)

Паскаль гладит пальцами шрамы, которых не должно быть у человеческого мужчины, и смотрит вверх — на потолок, на котором с недавних пор нет сколько-то мощных ламп.

(Свет, от которого не спрячешься, бил в глаза — и Паскаль не хотел прятаться: наоборот, он хотел помочь им, похитителям, вышедшим на контакт. Даже если контакт — это безразлично вдвигающийся внутрь него аппарат, направляемый тонкой цепкой рукой — на ягодицах, поверх живота. Но мог уже только кричать — кричать без голоса, сухим горлом — таким же сухим, как глаза.)

Но это того стоило, думает Паскаль.

(Лицо младенца, над которым он медленно, с трудом наклоняется с молочной смесью — до обыденного тривиальной, — напоминает лицо Техника: острозубое, тонкое, насекомое.
Лазло говорит: ладно, эксперимент в естественной среде, двадцать четыре на семь, осталось только завести журнал наблюдений — и нервно смеется. Надвигает на глаза очки со цветными стеклами — чтобы не было видно глаз.
Видкунд говорит: может, нам дадут теперь премию. Или что-то вроде. И почесывает бороду — нервным жестом, знакомым по времени, когда он приударял за Цирцеей: наполовину с завистью, наполовину с брезгливым опасением.)

Того стоило.

запись создана: 12.10.2018 в 23:46

@темы: Арда, Warhammer, симы-такие-симы, чудовища, герои и эффект массы, YKA, MPD, фикрайтерство

---

Закончилась летняя ФБ...

И вот эту вещь никак не мог сразу после деанона не унести к себе.

Кулинарный упорос неформат от меня с  Chiora.

Идея сего родилась по следам зимы, когда на челлендж мы вдвоем готовили торт (то есть, она готовила, а я преимущественно лез под руку с фотоаппаратом). В командном сообществе нам завуалированно намекнули, что в сладкой кулинарии в честь персонажей есть что-то от называния этих же персонажей какими-нибудь "булочками с корицей", а вот к дичи доступ есть не у всех... Мы переглянулись - и всё заверте.
Она вспомнила, что у нее есть дача, а рядом с дачей, по идее, можно организовать условия, приближенные к боевым каноничным. Но для начала ей требовалось вернуться в Самару, мне приехать к ней (с условием, что в ремонтируемой квартире можно будет жить), и найти время на эту самую дачу - и возможности для покупки дичи, идентичной натурально-пойманной, а также прочих компонентов. Со временем было сложно: мы писали макси (и не только его) и регулярно высекали друг об друга искры на этой почве, но упоротость не заканчивается бесплодно: за два дня до выкладки челленджа мы все-таки обзавелись всем необходимым по принципу "жажда - ничто, имидж - всё", и поехали снимать на лоно природы.
Надо сказать, что это первый шашлык в моей жизни Если не считать поездок с отцом и его коллегами в достаточно раннем детстве. Поскольку дача и сопряженные социальные контакты отсутствовали. В ее жизни тоже не было до этого самостоятельного шашлыка. Но зато теперь с уверенностью можно сказать - можем, и можем даже хорошо. Потому что результат получился вкусным. Хотя радость омрачали осы, которым казался очень соблазнительным, по всей видимости, винный запах.
Буду который раз смотреть и вспоминать с удовольствием.

За обработку фотографий отдельное спасибо  Альре Сноу

Название: Заяц по-оссириандски
Автор: fandom JRRT 2018
Фотограф: fandom JRRT 2018
Эдитор: fandom JRRT 2018
Форма: кулинарный неформат (с туториалом и комментарием)
Пейринг/Персонажи: подразумеваются феаноринги
Категория: джен
Рейтинг: PG
Количество фотографий: 26 шт.
Примечание: допустим, иногда нолдор ездили в Оссирианд действительно на охоту...
Предупреждения: здесь есть алкоголь и внутренности животного

Если вы собрались с братьями (и, возможно, какими-нибудь другими родичами) в Оссирианд побухать культурно отдохнуть то есть, конечно, поохотиться, и в процессе случайно подстрелили зайца (возможно, вы хотели попугать впечатлительных арфингов, а заяц просто неудачно пробегал под ближайшим деревом) - то можно совместить приятное с полезным. То есть не только выпить, но и закусить на лоне природы.
(На самом деле, конечно, реально охотиться в Оссирианд ездит разве что Келегорм, и то потому, что у него это уже рефлекс, даже в состоянии полного нестояния, а если что - Хуан все равно добычу притащит.)

Для полного погружения в атмосферу подойдёт костровая яма с углями и несколько крупных камней, на которых можно разместить шампуры - или обструганные ветки - с нанизанным на них мясом. Однако авторы рецепта предпочли всё же использовать разборный переносной мангал - тем более, что они не считают, будто что-то мешало нолдор таковой агрегат в свое время изобрести.


Нам понадобятся:
- тушка зайца (кролика) - около 2 кг
- полстакана воды
- стакан сухого красного вина
- 1,5 ложки сушеного розмарина
- 1,5 ложки перечной смеси
- чайная ложка соли
- 1,5 столовые ложки чабреца (или пучок свежего)
- лавровый лист - 5-6 мелко наломанных листьев
- 1 средняя луковица либо несколько столовых ложек лукового сока
- несколько крупных листьев петрушки







Зайца разделываем и удаляем внутренности.
Если это дичь, то, чтобы отбить специфический запах, стоит вымочить куски в воде в течение одного-двух часов, с магазинным кроликом это не обязательно, но вымыть мясо всё равно нужно.




Затем натираем куски специями, помещаем в подходящую ёмкость, заливаем вином и оставляем так примерно на 1-1,5 часа. Можно и дольше, вкус трав будет более насыщенным, но есть и опасность "пересушить" мясо.






Тем временем приготовляем уголь.




Насаживаем мясо на шампуры (авторы рецепта использовали деревянные) - по возможности так, чтобы ничего не торчало и не свешивалось, иначе сгорит.






Куски в любом случае будут не одинаковыми, поэтому ориентируемся по обстановке - более крупные располагаем над более жаркими углями. Время от времени переворачиваем.








Готовность определяется при протыкании кинжалом ножом выбранного куска: если сок не розовый, а прозрачный - готово. Нет сока - пересушили, но, в конце концов, мясо несъедобно, только если оно - уголь (да и то не факт, у феанорингов бывает свое особое мнение).








Зажаренная добыча свидетельствует, что охота прошла не зря. Можно предаваться культурному отдыху дальше. И закусывать, ибо культурный отдых без закуси не подобает истинно благородным нолдор.

@темы: Арда, ФБ, трепетные росянки инкорпорейтед, пища

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

...и, конечно, лучшее время написать о том, что я провел это лето (и еще немного сверх) у  Chiora в Самаре - как раз тогда, когда я оттуда уезжаю.
На самом деле, это было хорошее лето - и я надеюсь, что по возвращению в родной город мне удастся сделать то, что я задумывал.

В качестве компенсации, пусть будет немного фотографий. С телефона, потому что с фотоаппаратом было странно. Впрочем, на фотоаппарат мы пытались фотографировать затмение в августе. Получилось, само собой, не очень, но хотя бы память останется.

Парочка фоток еще из Питера; несколько ракурсов Чиоры; парочка затесавшихся так-себе-себяшек

...и самая !внезапная для меня микрокошка Фалька

Про историю с которой Chiora теперь просто обязана написать. ;J


Не знаю, конечно, что получится из этого возвращения - но постараюсь наконец писать без оглядки. В конце концов, терять мне уже, в общем-то, нечего. Уже понятно, что "ничего путного из меня не вышло"(тм), впрочем, это тоже не то чтобы повод целиком унывать.

@темы: фото, места отдалённые и не очень, новости

---

Ну что.

С Днем Рождения меня.
Ещё один год личной жизни, в чём-то успешный, в чём-то не очень.

Правда, планы выбраться куда-нибудь с матерью накрылись - но, в конце концов, праздник это весьма условный; хотя в прошлом году я и постарался провести его более «традиционно» - в парке и в хорошем кафе. С другой стороны, всегда можно погулять завтра или в воскресенье, хотя тут уже возникают пересечения с традиционным для нашей местности днем шахтёра.
А с третьей стороны, уволился (к сожалению - с повышением) тот неприятный тип, из-за которого мою мать заставили уйти в следующем учебном году на почасовой контракт; и, возможно, если коллегам удастся скоординировать действия, то матери удастся вернуть позиции. Я бы хотел надеяться на такой результат. Если так - то это само по себе стало бы (постфактум) неплохим подарком. Но загадывать здесь бессмысленно.

И еще лопнул чайник, который я покупал себе в этот самый день, но в прошлом году. Сокрушитель Чайников, как меня кое-кто сегодня успел назвать Не то чтобы в хозяйстве не было иных чайников Но как прогрессирующий чаеман, предпочитаю заваривать разные виды чая в различных ёмкостях, особенно если завариваются они более-менее одновременно. А в подарок себе, разумеется, приобрел именно чай. Жаль, того сорта, который я покупал однажды на новый год, как раз вчера и не оказалось в наличии.
Но вообще "подарок себе" - это, скорее, из категории "ну сегодня-то можно"; оправдание трате, которая в другой день выглядела бы менее оправданной - хотя субъективно разницы бы не было никакой. Вот от других людей - отдельный вопрос; но не мне рассчитывать на такие вещи, как на что-то, само собой разумеющееся. А кое-кому я первый посоветую потратить деньги на что-то более рациональное и необходимое.

Спасибо всем тем, кто меня сегодня поздравил - и здесь тоже можно поздравлять, если возникнет такое желание.

Мотивирующая хищно-птичья картинка для себя самого

@темы: семейка Б, даты, я не сошёл с ума, жизнь

---

Просто так.

Видимо, просто дурной пример заразителен.


Cкачать Леона Победим бесплатно на pleer.com

@темы: ассоциации, песни в голове

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Обнаружил недописанный текст по заявке на один из давних Белив-фестов. Кажется, последний раз я возвращался к нему в прошлом году - или когда там был тур "сюжетов из холодильника". По ФБ-шным меркам это миди, и был бы еще крупнее, допиши я до чего-то внятного довоенный флэшбек. И неожиданно мне даже нравится то, что я там читаю - атмосфера, безысходность, "отношения эти как нить паутины", вот это всё. Очень любопытный экспириенс - такое вот чтение.
Только вот с миром Роулинг мои пути как-то давно разошлись, пусть даже у меня всегда были специфические хэдканоны и сфера интересов. Почти всё, что не относится к социально-культурной реконструкции и фоновому антуражу, мной основательно позабыто - в основном за ненадобностью и давностью лет, хотя собственно "волшебный" антураж магического_мира я никогда, даже будучи в фандоме, особенно не ценил.
И я не знаю, имеет ли смысл стряхивать пыль, особенно, так сказать, в контексте. (Не говоря уже о том, что я не уверен, будет ли это кто-то читать, тем более сейчас). А по поводу "контекста" - нет, то, что бабло побеждает зло, давно не вызывает ни удивления, ни интереса. И к моему когдатошнему постканону это тоже отношения не имеет - некоторые вещи следует доделывать вовремя просто потому, что собачки имеют свойство подрастать, мировоззрение - изменяться, а фокус - смещаться в сторону других каких-то проблем. Хотя "Самое темное время..." и "Осознанную необходимость", вопреки всему, продолжаю любить.

У меня и что-то еще может найтись вполне - минус сортировки документов по папкам состоит в том, что в неактуальные папки не заглядываешь довольно долго. Но вопрос ровно тот же.
Немного грустно от этого, конечно.

@темы: творчество, мир Роулинг

---

Ну и еще немного смахивания пыли.

Пожалуй, самое интересное, что я написал на этой на прошлогодней уже ЗФБ. Вот какой старый пост. Ну, то есть, не то чтобы я вообще много там писал, хотя у меня был "Ребут", оставивший хорошие воспоминания, и участие в Ваха-команде; но речь-то именно о собственном, а не о переводах, помощи другим и организационной работе. Впрочем, теперь-то я вижу, что даже здесь получился местами пересказ с фокусировкой на персонаже и вкраплением авторской интерпретации. Ну да ладно.
В транслитерации японских имен русскими буквами, честно говоря, не разбираюсь, поэтому записывал, как было в англоязычных субтитрах.
Вообще, еще с тех пор, как мне посоветовали это полнометражное аниме в 2010-ом году, оно вписалось в число понравившегося. В основном, конечно, именно из-за того, как и чем оборачивается то, что должно на первый взгляд быть "романтической историей об искуплении". А тогда я очень удачно его пересмотрел.

Название: Красная шапочка
Канон: Jin-Roh (The Wolf Brigade)
Размер: 915 слов
Персонажи: Кэй Амемия ("Красная Шапочка" номер два)
Жанр: ангст
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: критические спойлеры к фильму, безысходность, подразумеваемая в итоге смерть персонажа, каноничные отсылки к народной версии "Красной шапочки"
Краткое содержание: Кэй Амемия видит во сне волков.
Примечание: Красная Шапочка - собирательное прозвище девочек и девушек, служащих курьерами для демократического подполья; Волки - радикальная группа внутри спецподразделения столичной полиции "Цербер", на намерении уничтожить которое держится основная сюжетная линия; действие происходит в альтернативном таймлайне, где Германия победила в ВМВ.

Которую ночь Кэй видит во сне волков.
Поначалу из чащи выступает — лапами по палым листьям — только один, и принюхивается, опустив морду к земле. Но когда он, взяв след, бросается за добычей, из-за деревьев выскальзывают серыми тенями — второй, третий, четвертый... Целая стая.
И девушка — почти девочка — бежит от волков. Бежит, раненая — яркий след тянется по траве и камням.
Кэй знает: они догонят. Повалят наземь, вопьются зубами в плоть, будут отрывать куски ее тела и глотать, не разжевывая — вместе с обрывками школьной юбки и рубашки-матроски. Кровь — в человеческом теле так много крови — неглубоким озерцом растечется под нею, и шерсть на лапах зверей окрасится алым. Два волка будут спорить за пищу, перетягивая между мордами ошмёток бедра, а третий жадным любовником вопьется в ее промежность, стремясь добраться до теплых внутренностей. Только лицо останется нетронутым — лицо девушки, так похожей на Кэй.
Или — ее самой?
Она просыпается, уставившись в потолок полупустой комнаты.
В ту позднюю ночь, когда она вышла из камеры вслед за господином Хэнми и получила инструкции, всё казалось таким простым.
«Иди в лес, Красная Шапочка, и жди волка. Войди в домик своей матери, и ляг с ним в постель, сожги дорожное платье».
Она так и делает, и лежит во тьме — но волки бегут за ней, даже если рядом она слышит дыхание их сородича. Кэй даже в мыслях не называет Фузэ — «своим».
Кэй бежит, бежит — она не знает, выбрала ли правильную тропинку, и не знает — правильно ли выбрала та, кто бежит с ней рядом. Школьница в красном, так похожая на нее. Когда в тело Красной Шапочки вонзятся волчьи зубы, крови на одежде будет не видно.
Перед ними — река, вода и спасение; только переплыть, только оказаться на другом берегу — волчья шерсть промокнет, утянет хищников вниз, камнями на холодное дно.
Беги! Быстрее! — хочет закричать Кэй, но ей не хватает дыхания. Девочка спотыкается у самой воды — волк прыгает на нее, сбивает с ног, вонзается в шею. Кэй тоже падает на колени — ладонями в воду. Она не может смотреть.
Бездумно зачерпывает воду ладонью. Маслянистые, темные разводы плывут вниз по течению.
Кэй вновь просыпается.
За окном подставной квартирки занимается туманный зимний рассвет.
Страшно, по-человечески вопит уличная кошка.
Это кровь твоей матери.
У них с Нанами Агавой не было общей матери. Ложь; но почему так приятно было называть Нанами сестрой? Ту, кого она никогда не знала, не имела даже шанса узнать.
Ту, от которой осталось только несколько пятен крови на камнях старой канализации.
Ту, которая так и не сумела убежать от волков.
Хрипло каркают вороны. Множество птиц хлопает крыльями — стая заслоняет солнце, взлетев.
Это плоть твоей матери.
Плоть от плоти матери своей — своей родины; так говорили в подполье. Разве ты не отдашь жизнь ради матери и отца? Даже изуродованных насилием и войной?
Плоть от плоти — то, чему можно принадлежать без остатка.
Может, как раз поэтому Фузэ и не выстрелил — хотя собирался; не выстрелил, различив в отчаянных глазах Нанами Агавы — то, что привык считать принадлежностью только таких, как он.
Может, поэтому Фузэ и молчал, глядя в окно трамвая — слушая выдуманные истории из детства Нанами, выдуманные причины ее ухода в подполье.
Кэй Амэмия — вовсе не такова.
Она — как воздушный шарик, несомый ветром; даже на палец не сдвинет руку Фузэ, если — когда — ему вновь придётся стрелять.
Поэтому ночью ей снится Красная Шапочка, которая бежит от волков, хотя наяву она хотела бы сбежать вместе с Волком.
Она даже отдала ему ключ от домика своей матери — старую книжку, оставшуюся в доме со времен Оккупации.
Кэй слышала от кого-то (может, от господина Хэнми?): в конце за волком должны прийти дровосеки — рассечь брюхо и извлечь съеденное. Но книге, похоже, не хватает страниц — по крайней мере, так Кэй объясняет себе - успокаивает себя, - тайком листая ее, прежде чем подарить Фузэ.
Нет, этот Волк — не глуп. Волк уходит от загонщиков, выскальзывает из заготовленной господином Хэнми ловушки.
И ночью она снова бежит. Теперь уже наяву.
Но потом, дрожа от холода под наброшенной на плечи курткой, Кэи видит в полудреме всё тот же лес, чувствует тяжелый запах волчьей шерсти и крови — и бежит к своей не-сестре, отчаянно хватая ртом воздух — не успевая. Только бы перебраться на другой берег: убежать во сне, если не выходит иначе.
Тебе нельзя туда, — сочувственно качает головой девочка в матроске. Кэй протягивает ладони: постой! — но Нанами Агава лишь улыбается и падает спиной в воду, раскинув руки. Брызги взлетают высоко, выше головы Кэй, и там, где вода попадает ей на лицо — тут же обращается кровавыми каплями.
Кэй бежит, но она выбрала булавочную тропинку, и она не успеет. Волк мчится по иголочной, совсем рядом — не обращая ни малейшего внимания на занозы в лапах. Волку в человеческой шкуре не привыкать, что на его руках — кровь, и Кэи для него — всего лишь девочка, заблудившаяся в темном лесу.
У нее нет матери, нет дома — и крови в жилах нет тоже, кроме той, которой она смочила иссушенное горло — той сделки, которую предложил ей когда-то господин Хэнми. И плоть ее — суха и легка, и мясо ее скользнет в глотку зверя, подкрепит его в пути.
Кэи раскачивается, стиснув пальцы на чужой куртке — дровосеки не придут, дровосеки плавают кверху лицами в лужах собственной крови, и бессильные топоры покрыты выщербинами от пуль.
Горячечный шепот — будто она вновь спит, и ей снятся волки. Голова кружится, словно теплая кровь и дымящееся человечье мясо поднялись из желудка ко рту в тошнотном позыве — выплюнуть, выдавить из собственного нутра.
Быть может, удастся притвориться, что это и вправду — сон. Убедить себя, что ей еще неведомо то, что поняла напоследок девочка из странной немецкой сказки.
То, что понял Фузэ — констебль Фузэ, Волк Фузэ — и что всегда знала юная Нанами Агава.
Кэи не плачет. Ведь ее слезы — кровь.
И тогда Волк съел Красную Шапочку.


А еще там был безыдейный (в смысле, как раз идейный, но лишенный какого-то особого смысла в целом) фемслэш, написанный за пару часов на коленке. С той же самой идеей "личное не решает" или "всё в названии".

Название: Большее и меньшее
Размер: 500 слов
Пейринг/Персонажи: офицер тайной полиции/подпольщица
Жанр: ангст
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: последствия пыток, см. рейтинг.

Верёвки до крови впиваются в запястья. Шевелить ими она всё равно не может – перебиты в первые дни. И кожа содрана – когда она еще пыталась бежать.
– Я тебя ненавижу.
Кровоточащие десны, в которых недостаёт зубов, разбитые губы. Привычный солёный привкус во рту. Язык шевелится с трудом – но шевелится.
Хорошо, что не вырвали. Некоторых история ничему не учит.
Она бы — вырвала, окажись перед ней на холодном железном стуле та, другая.
– Ненавидь, – равнодушно соглашается та. – Мне всегда нравился твой огонь.
Она – полностью голая. На коже – ожоги и язвы, некоторые из них еще сочатся сукровицей. Одно ребро сломано – но этого не видно, если не знать.
– А сиськи мои, похоже, не нравились.
Два кривых шрама – там, где раньше была ее грудь. Ей сделали укол, чтобы не подохла в процессе – но не дали лишиться сознания.
– Можешь считать, что я завидовала, – усмехается вторая. Полностью одетая: мужская военная форма сидит на ней, как специально сшитая – даже в груди не жмёт.
"Зачем ты пришла?" – глупейший вопрос. И он остается незаданным.
– Не хочешь ничего спросить напоследок?
Она мокро кашляет и сплёвывает слюну вперемешку с кровью. Кажется, осколок ребра всё же повредил лёгкое.
– А смысл?
– Действительно, никакого.
– Ты же... – она вновь кашляет, металлический пол морозит ступни до полной нечувствительности. Плохо будет, если даже на казнь она не сможет идти сама – повиснет на руках палачей. – Ты же не последнюю сигарету мне пришла предложить?
– Нет. Отнюдь.
Офицер тайной полиции делает шаг вперед, и другой – каблуки стучат по-военному четко. Наклоняется над искалеченной женщиной. И целует, обхватывая – за неимением волос – за бритый затылок.
Она задыхается от неожиданности, словно угли вспыхнули где-то в центре груди.
Поцелуй глубокий, чувственный; так они целовались когда-то, а потом рука любовницы скользила по её животу – ниже и ниже; она ласкала так же, по-военному, уверенно выучив – что можно делать, а что нельзя.
Между ног становится вдруг жарко и влажно – так, что впору ненавидеть себя за слабость. Стон выходит из горла. Воспоминания мельтешат в голове пламенными бабочками.
Мгновение длится, длится и длится. А потом бывшая её женщина – нынешний враг – отстраняется. Проводит по ее щеке пальцами, затянутыми в форменную серую перчатку.
Она зло щурится на издевательски-нежный жест. Та, другая, пожимает плечами.
– Мне нужно было проверить.
– Проверить, хочешь ли ты меня?
Офицер усмехается – с каким-то оттенком усталости.
– В этом и сомневаться не стоило. Просто есть вещи, которые выше этого. Твой огонь был прекрасен. Но большее всегда поглощает меньшее.
Она молчит. На этот раз можно позволить себе молчание.
Их взгляды встречаются – серые небеса и серая сталь, Социальная Дисциплина и Объединенное Сопротивление.
– Я буду присутствовать вместе с генералом на твоей казни. Тебе обещают легкую смерть.
– Разве ты не накажешь меня за то, что я не сломалась?
– Не в моей компетенции. Но тебя такой и запомнят, не сомневайся: сломавшейся. Решат, что ты выдала своих, чтобы умереть без мучений.
– Так и знала, что ты нагадишь и в последний подарок.
– Это меньшее, что я могу сделать.
И офицер уходит из камеры, а политическая заключённая усмехается ей вслед окровавленным ртом.
Сука права. Большее всегда поглощает меньшее. Когда она скажет своё последнее слово – слово-код – ее товарищ-внедрённый нажмет на кнопку, активирующую взрывное устройство.
Лучше умереть в пламени, чем на виселице.
Умереть с нею, этой ненавистной любимой сволочью, в один день.

@темы: фикрайтерство

---

То ли в мае, то ли еще в апреле обсуждали как раз.

...думал о подходах к вахе как фандому и о том (в очередной раз) как пройти между сциллой и харибдой. Т.е. о соотнесении собственных "убеждний-принципов" и "правил игры".
Натолкнувшись, с одной стороны, в очередной раз на то, что "поклонники Империума - консерваторы, традиционалисты и хорошо еще, если не совсем ультраправые" - а с другой стороны, вспомнив о том самом комментарии, который писал у Альре, про "эскадроны смерти" и их некоторые_признаки, служащие вполне прозрачным и определенным маркером (надо как-нибудь собрать воедино мысли на тему организации ВКП и места Легионов в социальной структуре рождающегося Империума).
Надо сказать, что действительно, среди русскоязычных вахафагов не редкость юные нетоварищи, которые таким образом сублимируют свои довольно сомнительные убеждения. (Ну да и в принципе, отождествить себя с "нормой", получая за это положительное подкрепление, и демонстрировать агрессию в адрес "не-нормы" без страха наказания - относительно дешевый способ поднятия самооценки).
Эстетика - она такая; обладает привлекательностью и даёт +10 к самопрезентации, хотя при определенной концентрации "инквизиторов" и "комиссаров" на квадратном метре площади становится смешно. Не знаю, правда, как с этим обстоит дело в самом UK - допускаю, что такое там тоже есть.
Но ведь Ваха никогда и не представляла собой "идеологический" сеттинг, хотя и сама вселенная, и литература по ней несут отпечаток британского империализма и "местной специфики" (отчего наши сограждане отдельно забавны бывают в своих реакциях и в отождествлении Империума с СССР). При этом, разумеется, табуированность определенных идеологем сохраняется - взять хотя бы тот факт, что с развитием бэка по Ереси Коракс всё меньше похож на пролетария-социалиста, несмотря на сохраняющуюся тему освободительной борьбы против угнетателей; - ну или то, что вряд ли кто-то из авторов рискнет прямо изобразить социум с отсутствием "аристократии" как в достаточной мере потомственного слоя; даже если мы говорим про такое на общем фоне прогрессивное общество, как Ультрамар при Жиллимане; хотя критический взгляд при этом тоже присутствует - но скорее в плане деконструкции и напоминания читателям, как вот тот нахрен по сюжету ненужный момент в "Фаросе".
В общем, вопросы по "идейной" стороне вопроса (прошу прощения за невольный каламбур) задавать можно - но стоит понимать, где кончаются "предубеждения" и начинаются "правила игры". Здесь и разницу между авторами анализировать бывает полезно. (К вопросу об одной из наиболее часто цитируемых цитат из "Предателя" - впрочем, цитируемой именно на постсоветском пространстве же; а автор мог туда вкладывать иное - если брать весь эпизод в совокупности).
Я вот не ксенофоб, например, но могу понять логику отношения к ксеносам в Империуме (в смысле, даже исток подобной политики) - каковая логика, само собой, местами выходит Империуму боком. При этом ровно такую же ксенофобию - и тоже обоснованную культурно-исторически - испытывают те же эльдары.
Но то, что она выходит боком, когда дело касается, к примеру, общего врага в лице сил Хаоса, не означает - в условиях сеттинга! - что надо бежать незамедлительно брататься с эльдарами или тау; а то что-то как-то... Это может не нравиться, разумеется, и можно подходить к этому по-своему (тащем-та, "средний автор" предпочтет идентифицироваться с человеками при написании книжки, что... влияет).
А для дружбы_народов, отягощенной политическими разногласиями, военными технологиями и культурными особенностями, есть, например, МассЭффект или что-нибудь еще такого же типа; странно прибегать со своими погремушками в песочницу, которая изначально была про другое. При том, что никто не запрещает в контексте Вахи же быть за эльдаров, тау или даже некронов, наоборот, это добавляет вкуса.

Chiora: Просто понимаешь, у Вахи есть черты идеологического сеттинга. Точнее, она из тех сеттингов, которые можно "юзать так".
Ежели, конечно, не задумываться о том, что у всего (в том числе и у Ереси) обычно есть свои причины, предпосылки и поводы.
А с (прото-)социализмом вообще всё сложно =)) На самом деле "та сторона" не может совсем никак обойти тему борьбы против угнетателей. Многие произведения... да хоть те же ЗВ, от эстетики революционной борьбы отстраниться никак не могут. Но при этом подразумевается, что то, что будет построено - это ни разу не социализм, никогда не социализм. И борьба кончается победой, да. =)) Кстати, очень забавно, что 7 эпизод ЗВ вылился в то, что проиметы все полимеры и приняты все полумеры. То есть Сопротивление, придя к власти, не смогло предложить никакого нового общества, кроме реставрации Старой республики, которая мало кого устраивала, ещё будучи старой республикой, собственно =))
Коршун: Ты говоришь: у Вахи есть черты идеологического сеттинга. Точнее, она из тех сеттингов, которые можно "юзать так"." Что значит "юзать так"? Ваха у нас пропагандирует уничтожение чурок и пидарасов? То есть да, если рассматривать "фашизм по Умберто Эко" из известной статьи, распространяемой по поводу и без повода, то Империум подпадает под большую часть пунктов, и этот факт стоит осознавать. Но там широкое опредление. Грубо говоря, "правая" идеология провозглашает целью единение общества несмотря ни на что, твердую пирамиду (тут очень годится общий враг), а "левая" утверждает более "индивидуальный" подход, который диалектически ведет к объединению (!) общества на новых началах. Ну, то есть, идея "справедливости" еще как может сплачивать людей, и тут... эмм.. есть некоторая скользкая почва, на которой вещи могут... смыкаться. А мне с моей внутренней склонностью отождествиться с Великой Идеей и размахивать ею, расстреливая несогласных, вообще бы... Но это "совсем в общем", и я не говорю, что идея "единства" сама по себе что-то плохое, по крайней мере, в вымышленных сеттингах. "Имперская идея" - это очень красиво, это "долг-превыше-всего", это смысл, встроенный в глобальную систему смысла, это общность, за которую не жаль отдать жизнь, ну и всё такое. Короче, соблазнительная штука для многих, хотя бы в плане чистой эстетики.
С другой стороны, идеализации Империума-то я нигде не вижу (если мы про него изначально). Вполне здравый подход. Даже у авторов книжек, особенно пока гримдарк в процентном соотношении перевешивал пафос.
Хотя есть "проблема облегчения идентификации", как для автора, так и для читателя: к вопросу, опять же, о том, почему большинство литературы-по-мотивам - про Империум и людей; для сопереживания нужно отождествление, хотя бы частичное, а отождествляться с теми, кто "нехорош", большинство не любит - что естественно - и потому происходит своеобразное вытеснение, где-то больше, где-то меньше.
Но тут с головой "по жизни" дружить полезно. И соблюдать баланс.

"То есть Сопротивление, придя к власти не смогло предложить никакого нового общества, кроме реставрации Старой республики, которая мало кого устраивала, ещё будучи старой республикой, собственно"
Хочется что-то имперским штандартом поразмахивать. ;J Вообще, если бы Седьмой эпизод понравился мне больше, то шансы бы имелись, конечно. Что отдельно забавно. Но вообще, конечно, это еще и "бог Статус-кво", как внутри сеттинга (по версии Диснея), так и вне сеттинга (чтоб продавалось лучше).
И я бы не сказал, что "левые" идеи на Западе вообще отсутствуют, в том числе в фильмах/книгах/етс; но в массовом сознании десятилетия пропаганды сказываются по-прежнему. Поэтому и получаются по преимуществу намеки, иносказания и когнитивные искажения по типу "отыщем в Вахе мизогинию-и-расизм" в сочетании с нежеланием замечать такую вещь, как рабство (!), которое во время ВКП как бы норма почти повсюду, и даже так любимый в фандоме просвещенный Просперо представляет собой ту самую утопию, где "и даже у последнего крестьянина будет не менее трех рабов"(с). Это как по дефолту приписывать толкиновским нолдор общество сферического европейского феодализма в вакууме, даже без уточнения эпохи, при этом возмущаясь - во многом сконструированными самими же блюстителями справедливости - мизогинией и гомофобией в этом же обществе.
Chiora: А, кстати, удаляясь в совсем уже ардовский оффтопик. У Толкиена тема Феанора вообще получилась довольно стрёмно раскрытой. Не в последнюю очередь из-за бунтарской эстетики той фигни, которая творилась на востоке по отношению к Толкиену.
...и вот хоть ты убейся, чистая правда. Технологический прорыв, "и нет нам покоя", напуганная планета, а потом болото и рассказы про "ужасы Феанора"...
Коршун: Вот поэтому ПД - это моё всё Даром, что я какбэ уже гора-а-аздо меньше идеализирую определенную эпоху в истории СССР, в том числе с более стргих идеологических позиций смог оценить ряд вещей. Однако, даже если Толкину не нравился СССР (ну надо полагать, не нравился, так чего уж теперь), корень всё равно не в политике (потому что ему вообще не нравился модерн). А в более общих убеждениях, ну, опять же, плюс британская специфика.
Но мы же про Ваху и личные убеждения.
Chiora: Про ваху. Император - это дух человечества, его задача - создать ареал обитания человечества. И делает он это, в общем, не особо разбираясь, с каким ксеносами можно было бы создавать союзы, какие себе на уме, а каких надо бы повыпиливать. Но... а что - кто-то это отношение готов применить ИРЛ?
Коршун: Некоторые готовы, в основном фхтагнтакте пасутся. Здесь, кстати, любопытно присутствие вахафагов-имперцев по обе стороны украинского конфликта, где каждая сторона идентифицирует именно себя с защитниками Человечества, а противников - с хаоситами. Ну, в общем-то, что и требовалось доказать; сеттинги, они, в большинстве своем по существу - зеркало, а что там отразится - зависит от человека. И от умения разделять мухи и с котлетами.

@темы: копания глубоко, Warhammer, идеи и идейное, другой фандом

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ЗФБ. МассЭффект. Часть первая.

Слоупок-выкладка продолжается.
В той команде карточку мне выделили такую. С мордой Александра, который вдохновляет(тм). Всё-таки искусство успевать в последнюю минуту, похоже, благодаря годам в окопах - действительно, сцуко, искусство. По идее, команда МЭ зимой предполагалась как основная - это уже потом меня потащило в соавторство и укур по Арде. Но по сути ничего нового я туда не успел; частично компенсирую этим летом, особенно если до сентября еще не порвусь между разными делами.
А из черновиков возвратилось энное количество прошлогодних (!) неопубликованных постов по МЭ - вероятно, что-то следует просто склеить в один постинг, чтобы не плодить сущности. В конце-концов, то, например, что имеет прямое отношение к моему первому прохождению.
А всё потому, что вовремя, вовремя надо публиковать посты, а не устраивать какую-то идиотскую "иерархию", как будто кому-то есть до тебя дело.

Сначала идут унылые_околоканонные_зарисовки(тм).

Название: Смертный холод
Размер: драббл, 220 слов
Пейринг/Персонажи: м!Шепард
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Алкера. Место крушения «Нормандии». Или "в стопятьсотый раз о том же".

...Александр Шепард идёт по снегу. Тишина. Свет. Похоже и впрямь на загробный мир — наверное, некоторые его таким и воображают.
Собрать жетоны — задание; необходимость; общепринятый долг. Здесь полагалось бы испытывать скорбь. Сожаление. Хоть какую-нибудь эмоцию.
На самом деле, это просто имена. Без этих людей корабль был бы грудой металлолома — он всегда это знал. Помнил, теоретически. Не давал себе забывать. Разумеется. Но они были частью «Нормандии», ее деталями, элементами механизма — а той «Нормандии» больше нет. Самое главное — именно в этом. В отсутствии. Здесь нет никого. Ничего. Нет экипажа, нет «Нормандии», нет Александра Шепарда.
Он есть. Но его нет. Он проиграл, и он — мертв. Это самое главное.
Он жив, чтобы исполнить долг. Другой долг. Больше, чем поручение адмирала Хакетта: найти жетоны здесь, среди льда и снега. Куда больше.
Ощущение замороженности, хотя системы бронекостюма функционируют в нормальном режиме. Иррациональное ощущение.
...это разъединенность. Отсутствие. У Александра Шепарда было своё место. Цели, тоже собственные. Теперь — нет. Дело не в самом корабле, корабль — символ, пусть ключевой.
Александр Шепард смотрит в пропасть. Представляет себя — на дне. Нет, не себя, шагнувшего в пропасть (невозможно; нелепо; сентиментально до отвращения) — себя, стоящего там, глядящего вверх. На самом деле, всё именно так. Дно. Пропасть. Два года.
У него нет опции: отказаться. У него нет вообще ничего. У него есть — теперь — только цель, только назначение.
Полярное сияние беспощадно зажигает искры в белом снегу.
Он мертв. Он не знает, как подумать о себе по-другому.


Название: Принципы
Размер: драббл, 340 слов
Пейринг/Персонажи: м!Шепард, Самара
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Последний по сюжету разговор с Самарой сквозь призму восприятия «отморозка-с-принципами».
Примечание: POV Шепарда, первое лицо.

...холодной водой — в лицо; отражением — в зеркале чужих глаз.
Её взгляд нацелен в мои зрачки, точно снайпер здесь — она, не я.
Пришлось бы убить. В иных обстоятельствах. Разумеется. Когда долг встречается с долгом — назначение с назначением — нацеленность с нацеленностью, столкновение всегда высекает искры. Вопрос только в том: кто из нас двоих ушёл бы живым. Возможно, никто.
«Мы стали друзьями». Слишком хорошее знание о себе самом — чтобы не понимать: далее последует «но». Для таких, как мы — всегда существует «но»; для чудовищ на поводке из тех или иных принципов.
Она чует — видит: почти порванный поводок. Цепь долга, натянувшуюся до предела, до границы, внутри которой — человечество и весь мир. Пространство шага: между ответственностью и притязаниями на власть. Не природное чутьё, тренированное. Но столь же верное. Испытанное столетиями.
«...кем надо быть, чтобы совершить такое...»
Обрывок фразы — восхищенной (осуждающей?) новости о торфанской резне — отдаётся в мозгу. Что именно? Что — на сей раз?
Память подкидывает картинки. Звуки. Лица и образы. Палец, нажимающий на спуск. Множество раз. Невозможность точного счёта.
(Важно только, чтобы неравенство сходилось всегда; меньшее — ради большего).
За что из сделанного меня стоит убить по этому вашему кодексу?
Неважно.
Всегда есть «но»; пути сходятся лишь на время. Она — юстицар, вершитель суда. Воплощенное «делай, что должно».
Возможно, сотрудничества с террористами, снабженными вполне однозначной повесткой дня, хватило бы, чтобы вынести приговор.
Неважно. Совершенно неважно.
Важно другое.
Ей — едва ли не единственной на этом корабле, который вскоре станет моим во всём — как была моей «Нормандия» первая — мне нечего предложить. Но в этом, отчего-то, не чувствуется угрозы.
«Мы стали друзьями».
«Если бы не клятва, мне бы стоило убить вас за ваши дела».
И в том, и в другом она признаётся с естественной простотой. Не изменяясь в лице.
И то, и другое и впрямь — естественно.
Край моих губ раздвигается в медленной, отдающей дань уважения, усмешке.
Юстицар так же медленно, с полным осознанием, кивает в ответ.

...и когда ее прозрачный, прохладный, но не бесчувственный (в отличие от моей искуственной сетчатки) взгляд плещет мне в спину, я всё-таки не жалею, что выбрал именно ее — а не ее дочь.


Название: На следующем витке
Размер: драббл, 695 слов
Пейринг/Персонажи: м!Шепард / Лиара
Категория: гет
Жанр: зарисовка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Время сделало круг.
Примечание: подразумеваются события DLC «Логово Серого Посредника». И на самом деле, говоря честно, это не драббл, а интерлюдия из ненаписанного миди, потому и всё так набросочно.

Время сделало полный круг, замкнувшись в кольцо — взглядом прозрачных глаз, окруженных донельзя нелепыми на светло-синей коже веснушками.
Точно как там, на Теруме.
Совершенно не так, как там.
Теперь хозяйка невидимой паутины, оплетающей всю Галактику, — покорно дрожащей под смертоносно-тонкими пальцами, — смотрела на героя этой Галактики — на чудовище, воплотившее долг и цель, замкнувшее цепь событий, — ставшее центром вращения для многих и многих.
И что-то было в этом взгляде, заставившее чудовище — дернуть плечом, будто стряхивая неудобно повисший парадный плащ («...грядущий спаситель, восставший из мертвых, альфа и омега...»), и — нет, не наклониться за нежданной лаской к ладони — единственной, способной на эту дерзость, — а почти буднично полуобнять, положив ей руки на плечи; совсем не для поцелуя, который здесь и сейчас стал бы просто невыносимо пошлым штампом из мелодрамы.
Хватало и того, что на базе везде были камеры — и прочая, весьма важная в делах безопасности, аппаратура. Каждый их шаг, каждый взгляд не были их исключительным, личным делом; даже с учетом того, что данные с этих камер не предназначались для посторонних.
Там, в прошлом, они были собой и только собой. Там — не теперь.
Никто из них не мог — не хотел — этого забывать.
Он просто сказал:
— Ну что, поздравляю.
И еще:
— Ты могла бы подняться на борт «Нормандии». Хотя бы на один вечер.
Она кивнула. Так, словно ее каждый день, таким вот будничным тоном, зовёт на огрызочное, на глазах у толпы свидетелей-соглядатаев, не-свидание — зовёт вернувшийся из мертвых страж огражденного мира (из какой канувшей в реку времени мифологии, из какой забытой культуры пришло это сравнение?).
Даже тень горечи не коснулась её лица.
— А потом? А дальше?
— Ты знаешь, — он пожал плечами.
Она знала, и в ее глазах отраженным светом сияла молочно-белая спираль Галактики, разомкнутое кольцо: новый виток, на котором всё было в точности так же — и совсем по-другому.
Она знала. И для нее это ничего не меняло.
Как, в общем, и для него.
— Я буду ждать. И на этот раз я предпочла бы дождаться.
— Я ничего не могу обещать. Не стану. Данные у тебя — теперь — в наличии до последнего кодового символа, недостающие шифры «Цербера» взломать не составит труда, даже без моей помощи. К вечеру у тебя совсем не будет иллюзий.
«Я не накладывал на тебя обязательств. Ты свободна».
«Разве не в этом заключен смысл — в обязательствах? Которые мы принимаем по собственной воле».
«Ты не должна — ни мне, ни меня».
«Я выбираю то, чего захочу. Я ведь — в своем праве, не правда ли?».
«Именно поэтому у тебя есть шанс отступить. Ты знаешь меня и мои привычки».
«Именно поэтому мне стоит остаться».
Воля сталкивается с волей — не в сражении, где есть победитель и проигравший. Словно штормовая волна накатывает на древние камни.
Два года жизни: упущенное, с которым необходимо — справиться, соотнести себя. Её свобода слишком настоящая, чтобы читаться, раскрываясь навстречу, без того, что называют слиянием, и нужно (неудобно, неловко, слишком рискованно — в этой насквозь враждебной галактике) ступать вперед — по тонкому льду.
Два года смерти: брошенное однажды семя взошло, принеся плоды. Видеть перед собой не девушку — женщину с твёрдой поступью и жесткой жизненной хваткой; это многого стоит, даже если видеть — и только. Со стороны.
Она сжимает свою боль в кулаке, как он — давит каблуком желание закрыть глаза, прижавшись виском к виску.
Серый Посредник и Герой-Который-Чудовище стоят напротив, отражаясь друг в друге.
Чудовище поводит плечами, как будто бы они затекли.
И Серый Посредник, словно по невидимому сигналу, вкрадчиво усмехается, медленно раздвигая губы:
— Но, быть может, у некоего героя найдется время, чтобы рассмотреть предложение весьма выгодного контракта? — Деланно-небрежный, скользящий, как лезвие по коже, деловой тон. – Вложения на начальном этапе минимальны, но процент прибыли в перспективе лишь возрастает. Конечно, рассчёт издержек следует проводить отдельно, но разве консолидация столь разнородных активов того не стоит? — Легкий наклон головы, и прищур — знакомый и незнакомый одновременно.
Зеркальная усмешка в ответ.
— Вероятно, вышеупомянутый герой не откажется обсудить детали сделки немного позже. При закрытых дверях. — Говорящий больше, чем иные слова, взгляд на массивные двери у неё за спиной, и неизбежное уточнение: — После того, как вторая высокая договаривающаяся сторона уладит ряд более насущных вопросов.

...поцеловал он ее позже. В шикарной — своей, как до сих пор странно-забавно было думать, — каюте, прямо напротив аквариума, где ее отражение разбивалось силуэтами медлительных рыб.
Предварительно убедившись, что СУЗИ не ведет записей.
Но заглушку, захваченную в хозяйстве у Тали'Зоры, на всякий случай всё же прицепил вблизи терминала. (Свой корабельный ИскИн за прошедшие полгода он успел узнать даже чересчур хорошо).


А вот этот текст мне действительно нравится. И Моринт, как персонаж, мне нравится тоже - не говоря о том, что взаимодействие с ней добавляет в образ Самары некоторую неоднозначность (впрочем, а что в этой асарийской культуре однозначно; няшечками они могут показаться только очень со стороны). И если уж об этом речь, то всё-таки излишне демонизировать даже социопатку и серийную убийцу не стоит; она вполне могла считать Шепард(а) нитаким/нитакой(с), особенно узнав о нем/ней побольше.

Название: Голод
Размер: драббл, 981 слово
Пейринг/Персонажи: Моринт, фем!Шепард
Категория: пре-фем
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Моринт голодна.

Моринт голодна; голод грызёт ее, неотступно и непрестанно.
Особенно здесь, на «Нормандии», полной исключительных и особенных — ярких, как ночные огни. Сокровищ, собранных Шепард — будто специально, чтобы любоваться ими, перебирать, ласкать. Шепард не обязательно убивать их, всех до единого, чтобы оставить рядом. (Она, Шепард, везучая, что ни говори).
Моринт голодна; и она умеет сдерживать голод, как всякий хищник — лежать в засаде, ждать, считая минуты. Строить ловушки, простые, но эффективные — полагаться на обстоятельства, на собственную смекалку и чужую ошибку, проскальзывая в незаметнейшие из щелей, особенно те, что остаются между словами.
В детстве она часто обещала Самаре: «Да, мама, я буду вести себя хорошо». «Вести себя хорошо» означало — не попадаться. Или — попадаться только на том, на что даже мама — правильная, скучная мама — способна взглянуть сквозь пальцы. Счесть простительным — по неопытности или по малолетству; а может, даже из каких-нибудь глупых принципов, вроде «справедливости» или «чести».
Только вот — это совсем другое.
На этот раз Моринт дала обещание, которое на самом деле хочет сдержать.
Так что она ускользает с «Нормандии» — стоит им пришвартоваться на Иллиуме, Цитадели или Омеге, — и Шепард дергает плечом, объясняя: «У юстицара дела». Никто не спрашивает, не уточняет — только посмеивается из-под капюшона внимательная воровка — подстеречь бы, выпить с губ этот смех, присвоить тайную память, запереть секреты в мертвых глазах — «Она никому не выдаст наших тайн, Шепард», — Моринт прикусывает губу; не сейчас, не здесь. Каждый чует запах опасности — от дочери, как чуял от матери. Каждый знает: их судят, взвешивают на незримых весах — по справедливости ли, по жажде. Разницы нет.
Но когда Шепард приглашает на борт другую азари, Моринт неслышно шипит. Колючее электричество бежит по хребту, покалывает кончики пальцев — убийца матери, лакированная шкатулка с секретом — «Мы ведь даже похожи, Шепард, так почему?» — с десяток отточенных обвинений, которые могла бы бросить Самара; и — насчет этой ведь не было договора, а значит…
Шепард стискивает её запястье — пальцами, способными крушить кости; пожатие настолько нежное, что не избежать синяка.
Она вскидывается: «Можно?», но глаза Шепард вспыхивают яростным: «Нет».
Чужая добыча; метка охотницы; и Моринт отступает на шаг под хлестким ударом взгляда.
Этот взгляд — проникает внутрь, как будто они уже пережили слияние; беспощадно-жгучее, всеобъемлющее, нетерпеливое — как только и умеет соединяться Моринт. Скребет под кожей, вызывая в памяти тот вечер на Омеге: сознание, только приоткрывшееся навстречу, и тут же захлопнувшееся вновь. Такое манящее, что запах привёл её сюда, связав обещанием.
Шепард заходит к ней на следующий день после отлета с базы Посредника, нимало не обеспокоенная. Кидает — точно в руки — пачку дорогого наркотика, её любимого, дергая плечом на невысказанный — только взгляд, изгиб губ, поворот головы — вопрос. Делает шаг назад, прищелкивает пальцами, точно в танце под неслышную музыку (которую Моринт не успела еще включить), и смотрит так, словно ей пора бы идти.
— Знаешь, ведь все мои партнеры испытали величайшее наслаждение. Такое, что их нервная система сгорала, не выдержав.
Зачем она говорит об этом? Словно взгляд — снова этот самый взгляд Шепард — тянет не то что за язык даже: играет смычком на голосовых связках. Тоскливая нота пронзает всё её существо, внутренности сводит судорогой, какую не выйдет даже списать на время без смертей и убийств.
— Исключительная личность, вроде тебя, могла бы пережить слияние с ардат-якши.
Может быть, выпив её — она станет воистину чем-то большим?
А может быть... Моринт облизывает губы — язык быстро-быстро скользит от одного края рта к другому. Как это может быть: соединиться с кем-то больше, чем один раз? Как это бывает — столкнуться с чужим желанием, но вернуться?
Рассыпаться пеплом там, где всегда сжигала?
Или — оставить пепел по обе стороны, точно зеркальное отражение.
Дрожь пробегает по её шее, растекается по плечам: длинная, жадная.
— Ты думаешь, что я — дура? — беззлобно усмехается Шепард.
«Я думаю, что твое удовольствие будет самым сладким, самым болезненным, самым обжигающим и восхитительным из того, что мне довелось испытывать».
«Я думаю, что раз ты способна соперничать с хищниками вроде меня, — то способна и ответить мне тем же, в постели, как и в бою».
Моринт пожимает плечами (поводит, стряхивая мурашки) и откидывается — со всей непринужденностью — на спинку дивана.
— У тебя в голове протеанский шифр, ты одолела Жнеца и возвратилась из мертвых. Кто может с тобой сравниться?
«Я надеюсь, что ты подаришь мне нечто особенное».
«Я надеюсь разделить с тобой свое одиночество».
Моринт хочет ее. Хочет убить ее. Хочет быть с ней. Быть ей.
Слишком много всего. Слишком много — её, и невозможно дышать, потому что воздух пропитан Шепард — её потом, смехом, щекочущим ноздри шлейфом гари и крови (этот след походит на тот, который оставляет за собой Моринт — тоньше, но отчетливей в то же самое время). Её злит это. Её это возбуждает.
— Быть может, мы отпразднуем этим нашу победу?
Ее речь становится быстрой, неуверенной, жаркой — желания схлестываются, переплетаясь, как змеи — или любовники. Она стискивает пальцами кожаную поверхность — разрывает, точно когтями, как расцарапывала бы спину, бёдра, плечи; и когда Шепард подходит ближе — вкрадчиво, как отражение, и медленно, как сквозь воду, и эти волосы вокруг ее головы, как нимб, насмешка над несуществующей святостью, — то Моринт подбрасывает с места, словно пружиной: ладонь ложится Шепард на грудь, стискивая черную ткань.
Та не отшатывается; наоборот — и пальцы Шепард легко, раздумчиво скользят по загривку, чуть ниже основания её щупалец. У Моринт почти перехватывает дыхание. Зрачки расширяются, впитывая блеск каждой звезды, видной с наблюдательной палубы, и она почти готова…
— Я подумаю об этом после. До победы еще надо дожить.
Шепард почти невесомо толкает её в грудь кончиками пальцев, обращая флирт в шутку, и Моринт требуется всё самообладание, чтобы не взвыть.
Моринт впивается зубами в запястье, когда Шепард оставляет ее — бросив на прощание лишь усмешку; и вкус собственной крови ненадолго заполняет сосущую пустоту.
Кровь Шепард — её кровь должна быть жидким огнем, искристым от её мощной биотики; и это — второе, что Моринт мечтала бы в ней попробовать; разорвать грудь и вырвать оттуда сердце; чтобы оно принадлежало лишь ей одной.
Пронзительно-синие глаза Шепард — омут, в котором не отражается черным-черное обещание «объятий вечности» — истинной, окончательной, которая только и способна утолить все желания; покоя, который Моринт даёт другим и которого не знает сама.
Моринт голодна; и этот голод никогда не отступит.




Ну и переводы. В выборе текстов нет какой-либо идейной позиции, хотя вот второй элегантно почесывает мне кинк жнецовым тентаклем.

Название: Никто не знает лучше неё
Оригинал: No One Knows Like She Knows, thatvagrant; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 587 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: м!Шепард/Миранда Лоусон
Категория: джен, гет
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: пост-Контроль; всё_мрачно
Краткое содержание: Безжалостный коммандер Шепард выбирает путь контроля, и его возлюбленная Миранда Лоусон начинает страшиться неизбежного.

Никто не знает коммандера Шепарда так, как Миранда Лоусон. Она знает не просто каждый атом его физического тела. Никто больше не проводил с ним долгие ночи на пути к Коллекционерам. Вся остальная галактика не имела доступа к сообщениям, которыми они обменивались по её скрытой сети. К поздним ночным звонкам через квантовый коммуникатор, по шифрованному каналу.
Вселенная знала только Спасителя Цитадели — или, как говорили шепотом, Мясника Торфана. Каждый из прочих думал, что держит крохотный туз в в рукаве, но ни у кого не было на руках всех козырей. Кроме Миранды Лоусон.
Вся остальная вселенная никогда не услышит искаженного помехами сообщения, посланного ей и только ей: краткого выдоха перед пустотой.
«Я люблю тебя.
Насколько такой, как я, вообще может любить кого-нибудь».
Миранда Лоусон знает Шепарда. Она знает монстра, которого из него сотворили. Они были схожи в этом отношении: двое людей, способных видеть в черно-белом спектре и принимать трудные решения. Батариане умерли в обмен на шесть месяцев подготовки к вторжению Жнецов, и слушания трибунала требовались только затем, чтобы заставить людей услышать. Шепард всегда был человеком, для которого цель оправдывала средства.
Частью себя она даже не потрясена, узнав, что он осуществил то, чего не смог Призрак. Что он сумел взять контроль над Жнецами. Беспрестанное состязание по мерянию членами, разгоравшееся между этими двумя в ходе миссии против Коллекционеров, едва не поставило под угрозу исход всего. Само то, чего хотел Призрак — ныне в руках безжалостного ребенка.
Миранда наблюдала за тем, как Жнецы начинают собирать мир по кусочкам, начиная с Земли. Шепард-ИскИн даже приказал одному из них построить дом для Миранды и её сестры. Они восстали из обломков и культов, возникших вокруг них. Они были символом того, что пришло, и ушло, и явится вновь.
Жнецы, взятые под контроль, вершили стремительное и безусловное правосудие. Его милосердие подчинялось прихотям машины. Он не собирался делиться информацией с другими расами. Он дал, наконец, волю ксенофобии, жившей всё это время у него внутри. «Легко было изображать бойскаута, когда всем так отчаянно необходим герой», — так он сказал бы ей поздно ночью, пока их тела еще переплетены на простынях.
Миранда улыбалась. Миранда играла в эту игру. Миранда Лоусон была совершенна в таких аспектах, которых никогда бы не понял её отец.
Миранда Лоусон также была напугана. Она не спасовала перед Коллекционерами. Своим отцом. Альянсом.
Но никто из них не знал Шепарда. Они ничего не знали о том, как именно он любил целоваться. О его мыслях. О том, как он не моргнул бы и глазом в тот миг, когда выцветают правильное и неправильное, оставляя в его разуме только чистый исход. Где всегда есть место приемлемым потерям жизней — при условии, что он не станет слишком об этом задумываться.
Они не знали, что он видит цель, которая обязана оправдать средства. Теперь, со всей мощью Жнецов, стоящей за ним, Шепард становился судьей, судом присяжных и палачом. Когда государства Галактического Альянса лежат в руинах, он — царь разрушенной горы. Одноглазый механизм, ведущий слепых.
Миранде Лоусон остается только спрашивать себя: когда всем им придёт конец?
Будет ли это оглушительный взрыв, как и обещала им война со Жнецами? Или тихий выстрел в спину?
Никто не знает Шепарда так, как Лоусон. Он возьмет пистолет и нажмет на спуск, чтобы предотвратить вероятность войны.
Просто спросите Мордина.


Название: Все голоса, поющие в твоей голове
Оригинал: "all the choirs in your head ", openended; запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 457 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Жнецы, население Земли
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: индоктринация, религиозный символизм
Краткое содержание: Мы — не ваши боги.
Примечание: POV, второе лицо, авторская пунктуация

мы не ваши боги, говорят они, с этими их громадными колониальными кораблями и алыми лучами уничтожения. не поклоняйтесь нам, говорят они, пока их храмы и церкви обрушиваются на твой мир, пока их паства растекается по улицам, принося с собою благую весть о твоем истреблении.
ты прячешься, поскольку тем утром, когда ты обнаружил, что у тебя закончился кофе, тебе показалось мудрее спрятаться от богов. ты прячешься в шкафах, под кроватями, в кронах деревьев и в покинутых зданиях, в брезентовых палатках, набитых военными, которые потрясены явлением богов куда меньше, чем должны бы. ты спрашиваешь, и они просто говорят: нас предупреждали. они вручают тебе оружие и ты учишься им пользоваться; они говорят, что с его помощью убивают богов.
только они не называют богов богами. они называют их жнецами. каннибалами, налетчиками, хасками, тварями, опустошителями и баньши (тебя предостерегают от них, и лучше бы тебе было бежать, но ты чувствуешь тяжесть оружия у себя в руках; как-нибудь в другой раз).
мы не ваши боги, говорят они, мы несем вам спасение через уничтожение, готовьтесь принять нас.
первого своего пророка ты убиваешь во вторник днем. хаск оказывается перед тобой прежде, чем ты успеваешь понять, и ты убиваешь его ударами кулаков. твои костяшки ободраны об его машинные части, на твоей коже — его темная кровь, и безумное чувство победы захлёстывает тебя.
они — не боги, так напоминают тебе, обучая защищать баррикады. богов невозможно убить, говорит тебе военный. тебе удается не рассмеяться, когда он поворачивается спиной.
глупый мальчишка. за тобой тянется след из мертвых тел апостолов и пророков, доказывая, что он не прав. конечно же, богов можно убить.
ты проходишь мимо их собора и намеренно сворачиваешь не туда. ты месяцами убивал их последователей, ты хочешь знать, как выглядят твои боги вблизи. даже если они говорят, что они — не боги, но ты никогда не верил, будто они могут быть чем-то меньшим.
вы существуете, потому что мы дозволили это
воздух дрожит над твоей вымазанной в копоти кожей, голова начинает трещать изнутри, но ты всё идешь вперед, нужда увидеть и коснуться твоих богов слишком велика, чтобы сопротивляться.
нам нет начала и нет конца, вы существуете, потому что мы дозволили это
кровь капает у тебя из носа, мир вибрирует и смещается влево. ты можешь почувствовать, как меняется воздух вокруг тебя. ты падаешь на колени перед собором и глядишь вверх. твои глаза горят и кости плавятся, но ты увидел.
смех пузырится на твоих потрескавшихся губах, нечеловеческий и безумный, пока тебя затаскивают внутрь. голоса эхом разносятся у тебя под черепом, резонируя с твоими собственными убеждениями. скрежет металла, а затем — ничего.
мы — твои боги

Название: На повтор
Оригинал: Replay, DrJekyl, запрос на перевод отправлен
Размер: драббл, 943 слова
Пейринг/Персонажи: Лиара Т'Сони
Категория: джен
Жанр: ангст, дарк
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: нет
Краткое содержание: На самом деле, Лиара совершенно не ожидала пережить конец собственного цикла.
Примечание: концовка Отказ ("желтая").

На самом деле Лиара совершенно не ожидала пережить конец собственного цикла.
Поначалу, когда она была юна и наивна, она еще думала — еще верила, тайно, зато всем сердцем — что Шепард отыщет способ спасти их всех. Они отпразднуют это на "Нормандии", все вместе, и будут петь, танцевать и пить, а потом уедут в закат, и тучи никогда не нависнут над ними снова. Настанет мир. И в своё время они смогли бы посмеяться над этим, рассказать истории, и показать шрамы, и заплакать над кружкой.
И позже, вслед за величайшей неудачей Шепарда, когда обломки Цитадели и Горна сыпались дождём на Землю, она ожидала, что погибнет вместе со всеми, кто остался на планете, — и всё-таки была спасена. Ещё позже — когда миры сдавались с тошнотворной быстротой, один за одним, и на её глазах целые поколения рождались, жили и умирали, не зная ничего, кроме войны, — она искала смерти, бросаясь в драку неустанно и без нужды, раз за разом, снова и снова. Но судьба, казалось, была полна решимости уберечь её. Её — из всех неисчислимых миллиардов душ в галактике, некогда полной жизни. Она продолжала жить, вопреки самой себе, даже когда у неё отняли всё, кроме ненависти.
В конце концов, их осталось десять. Тщательно отобранные из числа выживших, все до единого достигшие предельного совершенства в своем излюбленном способе нести смерть. Генетические манипуляции. Прикладная физика. Информационные технологии. Строительное проектирование и материаловедение. Химия. Ускоренное прототипирование, разработка и производство. Микро— и молекулярная биология, вирусология. Ствол, клинок, кулак и биотика. Планетарная инженерия. И — она.
Кто бы мог подумать, что археология способна принести пользу во время конца света? Но её понимание того, какие структуры и технологии выдерживают испытание временем, поможет им продержаться вплоть до верного часа, её детские исследования этапов развития цивилизаций скажут им, когда приблизится этот час, а её знание о методах, какими действует враг, обеспечит им скрытность и безопасность, пока не настанет время. Распространение мифов, расцвет религий, строительство памятников и падение империй... способность проникнуть в суть подобных явлений была необходима для их работы.
В этом протеане, по крайней мере, были правы. Невозможно было оставить более юные расы один на один с угрозой. Чересчур многое было поставлено на карту. Чересчур много уже было смертей. Но Десятеро не готовились в завоеватели и правители, какими так жаждали быть их предшественники. Они должны были стать вестниками, наставниками и учёными, в которых так отчаянно нуждался их собственный цикл — но в которых ему было отказано. Они должны были стать путеводным светом и закулисной тенью; не стальным кулаком.
Они пробудились спустя пять тысяч лет и с бдительным оптимизмом посеяли семена победы. Пробудились вновь, сорок тысячелетий спустя, только чтобы узнать: Жнецы прибыли раньше, стремясь предупредить затянувшуюся агонию предыдущих двух циклов, и возможность была потеряна; труды, занявшие десятилетия, пропали даром.
Неважно. Появились новые ретрансляторы, и за ними ожидали новые, молодые расы. Можно было попробовать вновь. И вновь. И вновь. Совершенствуясь, подгоняя детали, пока наконец у них не получится так, как надо.
С каждым следующим циклом вселенная становилась чуть просторнее. После каждого следующего долгого сна и краткого пробуждения их группа становилась чуть малочисленнее. С каждой следующей заморозкой и разморозкой её сердце становилось чуть холоднее, пока в душе у неё не осталось ничего, кроме льда и яда, и пока она не осталась — единственной.
Она — единственная, кто остался.
Три цикла требуется только лишь для того, чтобы заложить фундамент этого момента; галактика никогда не видела ничего подобного и никогда не увидит вновь. Она использовала каждую уловку из арсенала, разработанного за тысячелетия тайной войны, применила каждую крупицу знания, которое накопила, и мастерства, которым овладела в течение своего искусственно продленного существования. Она засеивала мертвые миры новой жизнью, давая расам-младенцам достигать зрелости на руинах тех, кто был прежде них, — и отравляла другие без всякой надежды на заселение. Она изменяла гены, терраформировала пустоши, наполняла нулевым элементом системы водоснабжения, обучала земледелию, медицине и математике, и всему остальному, что считала полезным. Она тормозила развитие некоторых видов и ускоряла его для других, так что когда Жнецы, наконец, явились и к этому циклу, всё и вся было уже на пике готовности и мощи — фигуры, превосходно выстроенные на доске под её рукой.
Деллим называют ее — Страцт'Морд, Темной Вестницей. Для народа векноров она — Матерь Скорби. Хашу именуют её Вдовой — прозванием, дошедшим с минувших циклов. У расы гиик также есть для нее имя, но они до сих пор не смеют произносить его вслух, дабы ненароком не призвать её и не начать тем самым мифическую Последнюю Битву. Сотня различных рас называет её тысячей различных имён. Она и бог, и демон; страшная история и волшебная сказка. Её не волнует, что они думают о ней — только то, что они делают, что слышат и запоминают. Они — всего лишь приманка, и, в любом случае, она не думает, будто в ней до сих пор могут найтись подобные чувства. Нет. Единственное, что имеет сейчас значение — то, как назовут её Жнецы, когда всё будет готово, когда сотни систем и сотни масс-ретрансляторов обратятся в пыль, прах и рассеивающуюся энергию:
Победитель.
По крайней мере, так они могли бы её назвать — если бы она допустила, что хоть кто-то из них до этого доживёт.

@темы: чудовища, герои и эффект массы, фикрайтерство

---

Практический идеальный кроссовер-в-одно-предложение.
St Lucy, The Knife.
Отсюда, из краткого содержания. В контексте - так особенно изящно.
Спасибо выкладке Ретеллингов и Кроссоверов, где был перевод другого текста этого автора (кроссовера "Дюны" и "Звездных войн"). Первый текст в этом посте тоже хорош, но тут кому что больше заходит.

Деконструкция, которая вроде бы и не деконструкция - только приоткрывает, не называя ничего прямо. Только даёт образы, как кадры из кинопленки. Отсутствие прямолинейности, всё-таки, чаще в плюс, чем наоборот. Хотелось бы мне написать одну идею в подобном стиле - по совсем другому канону.

@темы: кроссовер, фанфики

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Нужно больше позитива(тм).

Cкачать Беломорс Термоядерный рассвет бесплатно на pleer.com

Cкачать Беломорс Предопределенность бесплатно на pleer.com

Cкачать Беломорс Master of Reality бесплатно на pleer.com

Cкачать Беломорс Фрагменты тел бесплатно на pleer.com

Cкачать Абстиненция Морфинного Генеза бесплатно на pleer.com

Cкачать Давно я не давил кишки наружу бесплатно на pleer.com

Cкачать Беломорс Боевые протезы бесплатно на pleer.com

Осторожно: NSFW и вообще не для нежных чувств. И на самом деле, конечно, мрачняк, но подобные вещи в стиле "педаль трэша уходит в пол" действуют на меня очень ободряюще. Тогда как от, казалось бы, невинных с чьей-то иной точки зрения вещей меня может трясти до желания дать по морде.

@темы: песни в голове