Еще один текст с Белива.

[grey-kite]

"Самое темное время суток" требует редактуры, так что любителям политмомента и даже (хотя шанс такого весьма невелик) моего спорного как-бы-цикла про постканон придется подождать некоторое время.<

А этот текст я написал по "Хроникам одной революции" (интересно, напишу я это в полном объеме когда-нибудь или нет - все же два с половиной года прошло с появления черновиков концепта). К тому же, у него есть в некотором роде предыстория: "Письма". Не говоря уж о достаточно объемном личном фаноне и ряде черновиков - не все из которых, видимо, удастся восстановить.
Впрочем, рассчитываю, что текст воспринимается и без того.
Личность заказчика несколько удивила, помню. ;J
И вот еще что интересно - я уже не в первый раз замечаю, что многими из читателей фанфиков не отслеживается стилизация, на которую автор идет намеренно - стиль по умолчанию воспринимается как внутренне-присущий автору, как будто иначе он писать не может, даже если потом неожиданно выясняется, что, допустим, два весьма разных по стилю текста писал один и тот же человек. Конечно, для стилизации требуется определенный уровень (и сам я не то чтобы идеально справляюсь с ней, что знаю и сам), но тем не менее неплохо бы держать в голове и такую возможность при оценке.

Название: Их союз
Автор: Коршун
Рейтинг: PG
Размер: мини (4326 слов)
Тип: джен, маскирующийся под гет
Пейринг: Нарцисса Малфой/Рудольф Лестранж, иные упоминаются
Жанр: общий
Аннотация: он приходит к ней, потому что это необходимо. Она ожидает его не только поэтому.
Отказ: денег не беру
Комментарий: написано на Фест редких пейрингов «I Believe»
Примечания: AU. ПС у власти с начала 1981 года. Действие происходит в 1987 году.
Предупреждения: Авторские вольности с годами рождения упоминающихся персонажей. AU-мир описывается не подробно. Элементы стилизации.
Статус: закончено

Он никогда не обговаривал свои визиты заранее – когда приходил именно к ней. Разве что извещал, своими путями, чтобы его появление не было совсем неожиданным. Но она и сама научилась ждать и рассчитывать. Всё это вошло в привычку, изнаночную, но такую же верную, как повседневные дела лицевой стороны. Обоснованную, как и они.

Если он, как полагается родственнику и главе Департамента, интересовался возможностью получить приглашение на обед от семейства Малфой – одной из признанных опор новой власти – всё было иначе. Так, как положено: согласование удобного времени, в меру деловой полуприятельский тон, прибытие точно в срок – вспышка в камине и поклон в адрес хозяйки дома, отработанный до автоматизма. Светская улыбка ее супругу, какая-нибудь мелочь в подарок сыну. Всё, что само собой разумеется. Официально. Правильно.

Она понимала, конечно.

Во время тех приемов, которые давала она – в семейном особняке, как представительница своего класса и круга, или в помещениях Министерства, как признанная благотворительница, – всё тоже происходило именно так, как положено. У него нередко просто не находилось времени, но если и находилось, он предпочитал мужское общество. Чаще всего сотрудников своей конторы и соратников по организации, иногда перекидываясь фразами с преуспевающими дельцами или кем-нибудь из законников. Может быть, с собственным братом.

Она улыбалась про себя – улыбку, тем более искреннюю, Нарцисса давно отвыкла показывать публике, – выискивая его взглядом в эти моменты. Пожалуй, она относилась к очень немногим людям, знавшим, что на самом деле думает о мероприятиях такого рода Рудольф Лестранж. Тот самый, кто долго находился в тени, считаясь замкнутым исследователем: не аскетом, но всё же скорее вещью в себе. Перспективный молодой человек, которому ничто не мешало сделать министерскую карьеру – как говорили многие. Другие возражали, что он и в Школе не показывал особого мастерства в умениях,

какими издавна гордился Слизерин. Он и сам говорил, пожимая плечами: «Да, я мог учиться на Рэйвенкло».
Ум – но не хватка. Зрелость характера – но не острота поступков. Манеры – но не блеск. Впрочем, в свете он появлялся, но ровно так и настолько, чтобы поддержать репутацию. Дела его отца унаследовал его брат, а чем занимался в это время сам Рудольф, оставалось только гадать.

Нарцисса тогда тоже гадала. Теперь ей даже смешно – хотя смеяться, конечно, на людях нельзя, – от того, насколько наивной девочкой она могла быть. Наивная девочка, голубой безмятежный взгляд, лицо фарфоровой куклы. И загадочный, странный человек, зачем-то приходящий к ее отцу – а ведь отец даже не служил в Министерстве, как дядя Орион. Девочка уже тогда была отнюдь не глупа, но – как он потом не раз повторял – неполные знания рождают ложные выводы.

Неглупая девочка оставалась в первую очередь объектом сделки для собственного отца. В отличие от своей же старшей сестры – супруги того загадочного человека, который успел понравиться девочке, еще не вышедшей из нежного возраста. Старшая сестра могла знать о подпольной организации, на которую работал отец, младшая – нет. Беллатрикс оставалась наследницей Сигнуса Блэка, даже выйдя замуж, а Нарцисса должна была вместо боевых заклинаний и оппозиционных статей изучать своеобразные науки из курса «как стать хорошей женой чистокровному магу».

Что же, она стала хорошей женой. Практически идеальной. И именно поэтому, может быть, теперь ей известно больше.

Потому что дела Лестранжа-старшего действительно унаследовал другой его сын. Если говорить о законной стороне дел. Но оставалась и вторая сторона, может быть, более важная: подпольная партия, сначала неизвестная практически никому, а потом, к началу восьмидесятых, известная каждому. Хотя бы своей эмблемой, той самой, которая отмечала и предплечье Рудольфа Лестранжа. Он стал Пожирателем в восемнадцать, а в двадцать возглавил их службу безопасности – сначала формально, затем фактически.

А Нарцисса делала неверные выводы, но училась смотреть и видеть. Она и так с ранних лет осваивала науку притворства и тишины, будучи слишком непохожей на Блэков, как хрупкая лоза, насильно привитая к крепкому черному стволу. Ей намекали на ее незаконнорожденность, и она молчала. Молчала, поднимала голову и смотрела ясным голубым взглядом, а под личиной фарфоровой куклы плескался яд. Фамильный. Тот, что искрился в глазах и на острие палочки ее старшей сестры – тот, что срывался с языка средней, беглой и проклятой. Яд, не дававший Нарциссе усомниться в том, что она и вправду дочь своего семейства.

В восемнадцать лет она вышла замуж. В семействе Блэков было принято рано отдавать дочерей, архаическая традиция даже для большинства иных чистокровок.

Но Люциус Малфой стал ей хорошим мужем. Под его фамилией она достигла того положения, которое имела сейчас. Тихая мисс Блэк с лицом фарфоровой куклы стала миссис Малфой с существенным весом в обществе. Миссис Малфой никогда не распахивала голубые глаза слишком уж широко; была обходительной и приветливой с теми, с кем надо, а с остальными – отстраненной и даже почти презрительной.

Нарцисса оказалась способной ученицей. Возраст не имел значения, если стараться. Она вложила себя в наряды, прически, манеры. В дом, хозяйкой которого становилась. Она не думала, что оставляет слишком уж мало места для настоящей себя – этого места у Нарциссы и так никогда не было вдосталь. Только взгляд – быстрый, ясный. Ядовитый, но она успевала отвести глаза раньше, чем это заметят. Нарцисса смотрела, запоминала и действовала, как надо. Чистокровная девушка, понимающая свой долг. Ей оставалось только родить ребенка – сына, наследника.

Люциус был доволен. Он покупал ей украшения и всё прочее, что она только могла захотеть. Он не приходил к ней каждую ночь или даже несколько раз в неделю, но это ее устраивало. Когда приходил – был ласков. Нарцисса относилась к нему тепло, как и положено относиться к мужу хорошей жене.

Конечно же, он ничего не знал о фамильном яде. Нарцисса краем уха как-то услышала его насмешливые слова: ему, мол, досталась лучшая из всех девиц Блэк. Не сумасбродка и не строптивица, словно бы Друэлла ее родила… и так понятно, не правда ли? Нарцисса только пожала плечами и улыбнулась. Привычно, слишком привычно. Но пусть.

Люциус ничего не знал. Зато знал другой.

К тому времени Нарциссе уже было известно о Пожирателях, хотя подробности муж раскрывать не стал. Люциус Малфой считал, что чем меньше его нежная жена будет лезть в такое, тем лучше. Но про Рудольфа Лестранжа Нарцисса все же спросила. Ответ был уклончивым и коротким. И более чем достаточным для нее.
Она кивала, а в ее голове постепенно складывалась мозаика, для которой нашелся еще один нужный фрагмент.

Нарцисса смотрела на встревоженное лицо Люциуса и хоронила глубоко внутри свои детские, ошибочные фантазии. Ей стало понятно не всё; но многое.

Потом, вечером, в своих комнатах, она попыталась взять в руки перо и что-нибудь написать, но вместо всяких осмысленных слов получались кляксы. Она даже ведь не была уверена, что от нее что-то нужно. Разве что, по смыслу доктрины, рожать детей и воспитывать, какими должно быть чистокровкам. Она – не Беллатрикс, и этим всё сказано. Всё очень давно было сказано и отмерено, много лет назад. Нарцисса покачала головой, скомкала бумагу и устроилась спать.

А еще через несколько дней Рудольф Лестранж прибыл к ее мужу. С деловым разговором – кажется, что-то о финансовых операциях, в них Нарцисса не слишком-то разбиралась, а вернее сказать, не разбиралась никак, да и не хотела.
Они поднялись в кабинет Люциуса, миновав Нарциссу, пристроившуюся в кресле за вышиванием.

Она невольно подняла глаза – и тогда его взгляд остановился на ней. Могло показаться, конечно; но он кивнул. Удовлетворенно, как будто обнаружил в ней что-то, чего давно ожидал. А сердце Нарциссы забилось часто, как в детстве, неожиданно для нее самой. Как тогда, в коридоре лондонского дома Блэков, когда она, вжавшись спиной в холодную стену, считала минуты, пока от отца не выйдет один человек. Загадочный, странный. Смотревший на тринадцатилетнюю Цисси – только двое никогда ее так не звали, Рудольф и мать, – изучающе и внимательно.

Все повторялось, точно как и тогда.

Она наблюдала за ним. А он наблюдал за ней.

Деликатно и ненавязчиво, но все-таки именно поэтому ему теперь не было нужды уточнять, когда можно появиться у ворот особняка, чтобы не вызвать вопросов. Все вопросы Рудольф Лестранж задал еще давно, и его люди имели право следить даже за прочими Пожирателями. Она по сей день не могла поручиться, что кого-нибудь из его службы нет в окрестностях Малфой-мэнор. Только ее это не волновало, а у Люциуса и так хватало поводов для беспокойства. Незачем было усложнять мужу жизнь, и тем более незачем было вредить Рудольфу.

Зато Нарцисса могла снова вспомнить тот день, когда они впервые остались наедине.

Она всегда не любила тихие вечера в слишком просторном для двоих, не считая прислуги, доме. После лондонского особняка Блэков и многочисленной, хоть и не слишком дружной, родни, для Нарциссы здесь было слишком светло и тихо. На людях она, конечно же, признавала все мыслимые достоинства поместья – хозяйке немыслимо было бы поступать иначе – но ее губы складывались совсем не в улыбку, когда Нарцисса оставалась одна.

В тот вечер она сидела в гостиной, снова за вышиванием. Бессмысленное занятие, помогающее коротать время. Чтение Нарцисса считала слишком интимным процессом, даже интимнее, чем супружеская любовь, а закрываться с книгами каждый вечер ей тоже не годилось.

Люциуса не было – очередная инспекция принадлежащего ему заведения, на этот раз в маггловском Лондоне – так что Нарцисса удивилась, услышав, о чём докладывал ей один из домовиков. Она нахмурилась, отчего слуга испуганно прижал уши, предчувствуя наказание, но приказала: впустить.

Через несколько минут она отложила вышивание и с достоинством поднялась из кресла навстречу гостю. Он был в неброской мантии, волосы растрепались от ветра, лицо холодное и даже равнодушное. Но Нарцисса все равно ощутила, как чуточку ускорился пульс.

– Чем обязана? – осведомилась она своим тоном хозяйки. Он усмехнулся, сделав шаг ближе. Может быть, вспоминал девочку в темном коридоре, с которой когда-то здоровался пару раз. Она не знала, что он тогда думал об этой девочке.
Нарцисса посмотрела ему в лицо. Она была на полголовы ниже, но она была миссис Малфой и имела право на такой взгляд. По крайней мере, ей хотелось так думать.

– Ты повзрослела, – он наклонил голову, и их взгляды оказались на одной линии. – Мне это нравится.

Гордость – фамильная, блэковская – вспыхнула в Нарциссе, словно свеча.

– Ты повзрослела, – он повторил. – Теперь – ты не откажешься со мной говорить, Нарцисса?

Ей отчего-то захотелось ему улыбнуться – так, как она не улыбалась уже давно. Люциус был и правда очень хорошим мужем, ласковым и заботливым. Но он ни разу не предлагал жене говорить на равных, и Нарцисса очень надеялась, что у них никогда не родятся дочери. Она взвесила всё своей собственной мерой, однако вместо улыбки решительно протянула Рудольфу руку. Пальцы, может быть, немного дрожали, но он сделал вид, что не заметил этого. Только посмотрел удивленно, но всё с тем же сдержанным одобрением, – и пожал, как делают это мужчины, скрепляя договоренность.

С этого вечера жизнь Нарциссы Малфой переменилась.

Внешне этого никто не заметил. И поначалу даже она сама. Она по-прежнему была хозяйкой поместья со своими обязанностями, определенными строго. Но умение смотреть и видеть отточилось до еще лучшей степени, и она – впервые – смогла в разговорах с Рудольфом приложить свои наблюдения о людях на практике. Результат Нарциссе понравился. Она порой думала, что у визитов Рудольфа должна найтись какая-то цель, хотя он просто продолжал разговаривать с ней. И слушать ее в ответ. Порой Нарцисса задумывалась над этим, предпочитая, однако, смотреть и учиться, как поступала всегда. И прозрачный взгляд только изредка подергивался туманом: когда она думала, что этим вечером он точно не придет.

Но когда Рудольф сделал ей некое предложение – она не отказалась. На мгновение память подбросила образ девочки, которой вложили в руку редкое лакомство, но это заставило Нарциссу только качнуть головой. Может быть, конечно; всё может быть, но она чувствовала вовсе не бескорыстную радость. Да и у Рудольфа Лестранжа действительно была своя цель, как это вообще было для него свойственно.

Он приходил к ней, потому что это необходимо. Он приходил всегда, ставя в известность только ее одну. Это льстило, хотя и совсем немного, потому что Нарцисса Малфой знала жизнь лучше Нарциссы Блэк.

Но она делала все, что от нее нужно. В любое время.

Когда война вступила в напряженную стадию, и каждая сторона едва ли не ежедневно обновляла список потерь, а ее кузен Ивэн был очень тяжело ранен, так что целители долго сомневались в его выживании.
Когда где-то в недрах службы Лестранжа родился безумный план, для которого как наживку использовали подозрительного новобранца.
Когда Пожиратели взяли власть, тихой февральной ночью восемьдесят первого года, и старушка Бэгнолд подписала под прицелом пяти палочек собственную отставку в пользу ставленника их Лорда.

Нарцисса тогда ожидала ребенка. Долгожданный наследник родился в июне, когда новая власть уже достаточно закрепилась в стране, но Рудольфа она не видела до самого августа. У него было много дел на его новой должности. Лорд хорошо вознаградил его за верную службу, хотя кто-нибудь поленивей мог бы не согласиться, что это и в самом деле награда.

Но Рудольф не спорил. Он окончательно вышел из тени, и знакомства с ним стали искать многие – разумеется, женщины тоже. Говорили, что Рудольф Лестранж никогда не отказывал женщинам, а кто-то шептался и о мужчинах, хотя этих последних шепотков никогда не хватало надолго. Но вне зависимости от слухов, он куда больше времени уделял делам. Разрабатывал программу изъятия магглокровных и полукровных детей у их недостойных родителей для воспитания в подходящих руках. Вычищал из Министерства агентов несмирившегося Ордена Феникса. Просматривал планы операций, на которые отправлялась Беллатрикс со своим летучим отрядом.

И продолжал приходить к Нарциссе.

Продолжал. Вот уже целых шесть лет, и даже немногим больше.

Нарцисса отвернулась от окна, за которым все равно не было ничего интересного. Окна, которые не выходили на парк, не радовали разнообразием видов, но она смотрела просто для того, чтобы ничто не отвлекало от воспоминаний. Пора было идти вниз, потому что сигнал она получила еще сорок минут назад.

Она подняла палочку и прошептала несколько слов. Люциус был очень осторожен, когда дело касалось семейных ценностей, – но доверял ей контроль над антиаппарационной защитой особняка. Не было трудностей в том, чтобы вплести опознавательный знак магии Рудольфа в общую схему, а потом так же осторожно убрать. Нарцисса в школе хорошо успевала по Чарам, даже получше Беллы, и нужные действия теперь получались сами собой.

Нарцисса улыбнулась, тихо и почти что торжественно. Но в следующую секунду улыбки на лице уже не было – когда прозвучал характерный хлопок аппарации, заставив ее обернуться.

Она спустилась по лестнице неторопливым шагом. Он тоже никуда не торопился, спокойно наблюдая за ней. Нарциссу никогда не раздражало это постоянное, кажущееся спокойствие, напоминающее приросшую к лицу маску. Может быть, потому, что она сама достигла высот в искусстве притворства – которое сейчас и было им обоим во благо.

– Рад видеть, – он слегка склонил голову.

– Взаимно, – отозвалась она.

Обмен любезностями, привычная для обоих условность. Он поцеловал ее руку, что неизменно оставалось приятным.

– Где Драко? – ему действительно хотелось знать, как понимала Нарцисса. Рудольф всегда неплохо относился к племяннику, хотя считал, что Люциус и Нарцисса его чрезмерно балуют. Но она могла чутьем женщины различить в его тоне что-то еще. Едва заметно, скрывая даже от себя самого, Рудольф Лестранж хотел быть отцом собственного ребенка. Она могла понять, но никогда не призналась бы ему, что знает об этом.

– Тетушка очень хотела еще раз его увидеть. Он уже большой мальчик, и может расстаться со мной хотя бы на день, – нейтрально-светским тоном пояснила Нарцисса, чуть улыбнувшись – на самом деле все же беспокоясь, пусть и немного.

– Не сомневаюсь. Хотя, насколько помню, я в этом возрасте ходил за отцом как привязанный и просил какую-нибудь еще книжку, – его губы не улыбались, но тон и глаза отражали что-то такое.

Она уже изучила формы тепла, которые были ему доступны. Некоторые усвоила путем наблюдения, а некоторые прочувствовала на личном опыте, в ночи, когда ее муж слишком долго отсутствовал и можно было не опасаться. Может быть, неутихавшие слухи о его женщинах действительно были правдой. По крайней мере, Нарцисса еще лучше смогла их понять; хотя на самом-то деле иногда думала, что понимает еще с тех пор, как ей было тринадцать.

Впрочем, только глупая и тщеславная женщина могла подумать, будто бы Рудольф ищет – и искал – именно ее тела. Нарцисса не относила себя ни к первым, ни ко вторым; а с иллюзиями ранней юности попрощалась давно.

Их с Рудольфом связь – если можно было так называть – строилась на несколько ином основании.

Они прошли в одну из тех комнат, которые использовались в особняке для приватных встреч. Там были мягкие глубокие кресла, полированный столик красного дерева, небольшой бар. Даже пепельница; но из них двоих не курил никто. Правда, можно было бы вспомнить о Белле – но оба, и Нарцисса, и Рудольф, предпочитали не вспоминать о ней, когда были вместе.

А дальше всё должно было пойти своим чередом. Они всегда начинали разговор с пустяков, постепенно сворачивая на всё более серьезные темы, пока наконец Рудольф не задавал ей какой-то вопрос – и тогда Нарцисса понимала, что прелюдия кончена. Они приступали к главному. Главным же были дела, и Нарцисса звала про себя эти эпизоды их встреч «отчетами», хотя, конечно, никогда не состояла формально под началом Рудольфа.

Просто когда-то он обратил внимание на младшую дочку Сигнуса Блэка – на выгодную партию для любого чистокровного мага. Он сделал свои наблюдения, а Нарцисса в итоге стала именно тем, чем он ее увидел – скульптурой, родившейся из необработанного куска мрамора. Умной, наблюдательной и холодной, с фамильным ядом, плещущимся внутри. Очень и очень полезной, если подобрать ключ – но Нарцисса сама вложила этот ключ от себя в его руки. И еще ни разу не пожалела об этом.

Она оставалась женщиной из светского общества, и это общество, без сомнений, прислушивалось к Нарциссе Малфой. Когда Нарцисса приходила на прием в мантии нового фасона и цвета, такая мантия немедленно становилось модной. И мнения, которые невзначай, за коктейлем высказывала Нарцисса, тоже входили в моду: сначала среди женщин, а потом и среди мужчин.

Рудольф всё это хорошо понимал. И он понимал, что женщины слышат и видят многое – он не склонен был их недооценивать. Возможно, потому что женат был не на самой обычной из всех. А Нарциссе нравилось считать себя его верным союзником. Более верным, чем многие товарищи по оружию, если подумать всерьез.

В этот раз на пересказывала ему какую-то светскую сплетню – может быть, и ничего стоящего, но в его деле могла пригодиться любая мелочь – и не сразу заметила, что Рудольф слушает не слишком внимательно. Но как только заметила, ее сердце наполнилось неясным предчувствием, глухо стукнув пару раз о грудную клетку. Нарцисса скомкала финал нелепой истории и замолчала, будто бы собираясь с мыслями для чего-то еще. На самом деле, она напряженно ждала.

Рудольф смотрел поверх ее плеча, куда-то на стену. Затем его взгляд сфокусировался, а она неожиданно подумала, насколько усталым в тот момент показалось его лицо.

– Скажи, Нарцисса, – он посмотрел на нее внимательно, едва заметно нахмурив брови, – чему ты больше предана: магической Британии, Лорду или своей семье?

Нарцисса замерла, будто скованная парализующим заклинанием. Пальцы чуть дрогнули, сжимая подлокотники кресла. Она не знала, как реагировать на подобный вопрос – зная при том, кем он был. Кем оставался Рудольф Лестранж несмотря ни на что, даже находясь с ней ночью в одной постели.

Наивной девочки уже давно не было. Были два взрослых мага. Мужчина и женщина. Государственный чиновник и мать семейства. Глава разведывательной сети и его важнейший агент.

Она сжала губы и встретила его взгляд. Без страха – как ей хотелось думать.

– Скажи, Нарцисса, – повторил он серьезно и негромко.

Она словно впервые заметила напряженные складки на его лбу. Напряженность в самой позе, в каждом слове, адресованном ей. Он не шутил. Но и не проверял. Нарцисса могла ошибаться, но они уже хорошо знали друг друга. Хотя он оставался тем же, кем был, и всегда им останется, но она позволила себе вдохнуть, выдохнуть и подумать, что имеет право ответить честно.

– Семья. Британия. Лорд, – произнесла Нарцисса ясно и четко.

Ей подумалось, что сестра бы ее убила.

Для Беллы последовательность строилась с точностью до наоборот.

Все это знали, но Беллы больше не было, и Нарцисса в любом случае должна была отвечать за себя. Мысль, что Рудольф не смог бы говорить с ее погибшей сестрой на эту тему вот так, откровенно и честно, была мелочной и недостойной. Нарцисса стерла ее в себе без всякого сожаления.

Рудольф медленно кивнул, давая понять, что всё хорошо расслышал.

– Отлично, – наконец сказал он. Его голос был очень тихим, на грани шепота. – Настало время, теперь уже никаких сомнений. Либо действия, либо всё закончится только хуже.

Она приоткрыла рот, но ничего не сказала. Посмотрела на него снова – отметив спокойную, несмотря на недавнее напряжение, позу, руки на подлокотниках. Он разве что постукивал пальцем по полированному дереву, едва слышно. Но вряд ли волновался о том же, о чем она.

Ее взгляд еще ненадолго задержался на его пальцах, затем метнулся к лицу. Она приподняла брови в беззвучном вопросе.

– Мой перстень, – пояснил Рудольф коротко.

Нарцисса поняла. Объяснять не требовалось. В старых семьях многие безделушки, никчемные на взгляд маггла или магглокровки, на деле имели особые свойства. Либо от природы, либо благодаря крепкому колдовству предка. Нарцисса не спрашивала, к какому роду относится тусклое кольцо с темным камнем, только кратко возблагодарила высшие силы – а еще предусмотрительность Рудольфа – за полезные в их ситуации свойства.

– Значит, говорить можно, – это был не вопрос.

– Да, – отозвался он. – Ты удивлена?

– Немного, – она подумала, прежде чем отвечать. – И я не услышала о твоих приоритетах.

Рудольф пожал плечами.

– Британия. Остальное… только когда не в ущерб. Теперь ты лучше сможешь понять, я думаю.

Теперь кивнула она. Медленно и осторожно, как будто пробуя это новое понимание всеми из известных органов чувств.

– Лорд… – наконец сказала она. Голос вышел чересчур тонким и прервался до времени. – Лорд все-таки – те слухи подтвердились? – она смотрела на него с ищущим беспокойством.

– К сожалению. Для всех нас. Я… не могу позволить, чтобы так продолжалось, – он сжал пальцы правой руки в кулак. – Потому что… если есть выбор – то выбор надо сделать именно этот. Идея. Идея на первом месте, она – и интересы страны. Не личность.

Нарцисса слушала, не пытаясь его прервать. Возможно, она одна понимала, насколько ему тяжело дается это решение. Он был предан Лорду больше многих других. Говорили – и вновь Нарцисса не знала, сколько правды в этих словах, – что едва только вернувшись в Британию, Лорд часто гостил у Лестранжа-старшего, и много общался с его детьми.

– Я задумался над этим, – продолжал Рудольф, – в конце прошлого года. Насколько помню. Но по-настоящему – только после… только уже в январе.

Нарцисса молчала дальше. Она отлично знала, какое «после» имел в виду Рудольф.

Беллатрикс погибла в конце декабря, незадолго до Рождества, в какой-то мелкой стычке на границе Шотландии. Ей сообщили об этом немного позже, но он узнал обо всем едва ли не в тот же вечер. Это он ей рассказывал. Сжимал в пальцах стакан с коньяком, смотрел в столешницу и рассказывал, таким же вроде бы равнодушным тоном, как о многом другом.

Пока ее сестра оставалась жива, он не мог позволить себе открытых сомнений. Этого уже Рудольф ей не говорил, но Нарцисса вполне могла догадаться. Но ее смерть дала ему свободу не только в том, чтобы искать жену, способную наконец подарить семейству наследника.

Он смог собрать воедино все странности в поведении Лорда за последнее время и найти им объяснение, наконец. Ей подумалось, что очень забавно – они, в большинстве своем одобрявшие идею бессмертного лидера, удерживающего страну на правильном курсе, не давали себе труда задуматься: каким путем это будет достигнуто. И не станет ли их бессмертный лидер в итоге так непохож на себя, что предаст – и тех, кто ему клялся в верности, и само дело, ради которого была дана клятва.

– Кто еще знает, кроме меня? – спросила Нарцисса.

– Рабастан. И двое моих людей. И я не считаю, что нужно больше. Тебя… тебя я сам учил защите сознания, и перстень здесь работает тоже. Но Люциус не должен ни о чем догадаться. Пока всё не станет фактом.

Она кивнула. С Люциусом всегда нужна была осторожность.

А Рудольф продолжил ей объяснять.

От Нарциссы требовалось достаточно мало. Слушать и запоминать, а потом рассказывать, кто и на что способен, по ее мнению, какие настроения разделяют семейства, и на кого можно повлиять просто тем, что Нарцисса скажет или на что намекнет. Намекать и подталкивать к выводам ей тоже будет необходимо.

– Ты уверен? – еще раз спросила она.

– Это хороший план. И… неожиданный. А потом у нас будет время.

Под «нами» он имел в виду тех, кто знал. Подробностей Нарцисса и не просила, отлично поняв, что нельзя допускать излишнего риска. И пусть Рудольфа Лестранжа хранит Моргана от того, чтобы этот риск не оправдался. Она посмотрела в его лицо, а он поймал ее взгляд.

«Не беспокойся», – словно бы сказал он без слов. И она поверила, как ни странно, но ведь она была женщиной. Женщины редко следуют логике, когда с ними так говорят мужчины, которых они… с которыми… просто важные для них мужчины.

– Мне предстоят сегодня еще кое-какие дела. Но я приду вскоре. Двери ведь не будут закрыты? – спросил он уже нарочито светским тоном после секундной заминки, как будто бы их разговор вовсе не менял направления.

– Не сомневайся, – ее взгляд был ясным, как и всегда.

– Я всегда говорил: наш союз прекрасен, – улыбнулся он. Уголками губ – не больше – но ей достаточно.

Она с достоинством кивнула в ответ. Собственную улыбку при этом спрятала где-то внутри, в душе или в сердце, а может быть – в выражении глаз. Сейчас улыбка была слишком большой драгоценностью, чтобы рискнуть показывать. Даже ему.

Они сидели рядом, молча и не прикасаясь друг к другу, еще какое-то время. Нарцисса рассеянно подумала, что ей стоило бы курить – умопомрачительно-дорогие тонкие сигареты, – и пускать к потолку дым с ароматом вишни. Наклоняться, чтобы раздавить в пепельнице окурок, и встречаться взглядом – словно бы невзначай. Можно было бы щуриться сквозь этот дым, показывая, как она на самом деле совершенно всё понимает.

Она была бы совсем зрелой и опытной, а он – только простым «увлечением», как пишут в романах. Но Нарциссе никогда не хотелось пробовать сигареты. И последний раз она открывала такие романы, когда ей еще было шестнадцать.

Ей хватало того, что было у ней внутри. Фамильный яд, умение видеть и приобретенное за долгие годы спокойствие.

Через пятнадцать минут Рудольф попрощался с ней. Провел рукой по ее волосам, не заплетенным в прическу, и поцеловал. На этот раз поцелуй не был обещанием большего. Скорее, чем-то вроде «спасибо», которое он никогда не высказывал вслух.

Провожать его Нарцисса не стала. Только привела аппарационный барьер в прежнее состояние, как привыкла уже поступать, что не требовало усилий. Она вернулась к себе, прошла в спальню и подняла с кровати забытую книгу, раскрытую на середине. Еще оставалось немного времени, чтобы остаться наедине с собой, пока сына не приведут по каминной сети обратно. Нарцисса Малфой – хорошая мать, и уделяет ребенку достаточно времени.

Она смотрела в книгу и думала, что нечто в их мире вскоре изменится. Ее задача во время этих изменений была ясна. Но на вопрос «что потом?» Нарцисса никак не могла ответить. Представить Британию без вождя было сложно, а Рудольф – Рудольф никогда не был вождем. Он был даже очень сомнительным слизеринцем. Но он был тем, в ком Нарцисса была уверена уже много лет, а поэтому она не испытывала беспокойства по-настоящему.

И в любом случае, она оставалась ему нужна.

Он приходит к ней как раз по этой причине. Она ожидает его не только поэтому, но необходимость связывает прочнее, чем что-то еще.

Их союз.

В конце концов, что ей теперь еще надо.