Опять же, с ФБ. Лучший, по-моему, мой перевод оттуда. Внеконкурсный, правда.
Автор тот же, что и у перевода по "Розе Версаля", который я публиковал в декабре. У этого автора в принципе неплохие тексты.
Как соотносятся Коршун и текст про Ройенталя - соотносятся, с учетом того, что должны быть несколько иные причины к переводу (или написанию), чем гипотетическая "любовь к персонажу".
Хотя текст имеет шансы не понравится пламенным любителям, собственно.
Название: Наследство
Переводчик: Коршун
Бета: Альре Сноу
Оригинал: Inheritance, автор tofsla
Размер: мини, 1111 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Оскар фон Ройенталь, упоминаются его мать и отец
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13!kink
Краткое содержание: много чего происходит в голове пятнадцатилетнего Ройенталя
Примечание: кросдрессинг,
ОБВМ и тени прошлогочитать дальшеВ доме становится тихо. Ройенталь стоит у окна и смотрит, как отъезжает отцовский автомобиль - задние фары исчезают из виду за углом.
Вот его наследство: роскошный дом, где слишком мало слуг и слишком много секретов. Постоянно пьяный отец, видящий в нем только доказательство совершенного преступления. Призрак его матери.
Он негромко вздыхает и отпускает штору, позволяя ей закрыть окно целиком - не допуская внутрь ночь и свет далеких уличных фонарей.
Ему говорят, что он очень похож на свою мать. Иногда - с грустной улыбкой, но обычно с насмешкой.
Он знает, что это правда. Он видел много её изображений. Всё так, за исключением глаз, конечно же.
Две причины для его отца ненавидеть его. Сходство и различие.
Теперь, когда он один, комната влечет его, тянет осторожно приблизиться к себе через тишину. Из звуков здесь только его легкие шаги по гладкому деревянному полу и протестующий скрип двери, практически никогда не открывавшейся.
Его отец почти ничего не менял в доме, который некогда украшала мать, но именно здесь это ощущается сильнее всего. Заброшенная спальня, и рядом с ней, в примерочной, шкаф, полный одежды, которую не надевали уже более десятка лет.
Здесь пахнет нафталином и пылью. Мертвая часть дома; что-то, оставленное окончательно.
Только Ройенталь приходит сюда - как он надеется. И всегда только втайне.
В зеркалах матери его собственное отражение смягчается. Нечеткость делает сходство еще более поразительным: вьющиеся волосы, падающие на лоб, линия челюсти. Ему пятнадцать, но он не вырос из неё - всё еще. Она всё еще там, запечатлена на его лице. Его плечи по-прежнему узкие.
Он раздраженно хмурится. Но это не помогает.
Однако, сколько бы он ни изучал себя, он не может найти следы своего отца.
И есть еще платья. Ряд за рядом. Прелестные вечерние платья и легкие летние наряды, идеально подходящие для вечеринок в саду. Расслабляющая, простая одежда для дома. Некоторые из платьев изощренные и гладкие, некоторые преувеличенно женственные, оборка на оборке. Очень приличные. Скромные.
Скромные, конечно. О, он ненавидит её - ненависть почти переходит в болезненную одержимость; он и сам признает это - пусть отстраненно, не давая рациональному взгляду проникать в глубину своих чувств. Он не может отпустить ее, и она не отпустит его, даже если уже так давно мертва.
Что же она надевала, чтобы встречаться со своими любовниками? Она пыталась быть скромной? Как она вела себя с ними?
Он проводит руками по ткани, чувствует, как та скользит под пальцами. Гладкое черное платье, совсем простое, искусно сшитое; ниспадающий длинный подол, разрез сбоку выше колена. Неприлично, особенно для замужней женщины.
Возможно, это одно из них.
Он поднимает это платье, его руки даже почти не дрожат. Держит его прямо перед собой, держит напротив себя.
Закрывает глаза перед тем, кто в зеркале.
Так это всегда и происходит. Он бывал здесь снова и снова, вытаскивал платья, рассматривал, думал о них. Чувствовал тягу к ним.
Тогда он клал их обратно и уходил, выталкивая это из мыслей изо всех сил, которые мог найти в себе.
Но они всегда возвращаются. Он всегда возвращается.
Он снова открывает глаза. Он принимает решение, но пытается обойти причины.
Собственную одежду он складывает аккуратной стопкой на стуле. Он раздевается медленно и вдумчиво, тянет время, старается почти не дышать.
Наконец, он ступает в платье, поднимает его, тянет вверх до талии, продевает руки. Он задерживает дыхание в этот момент: он действительно посмел? Будет ли это правильным?
Но он медленно застёгивает "молнию". Он мог бы разорвать платье на клочки, уничтожить полностью, сжечь - но разозлился бы, повредив его случайно.
Оно подходит не идеально. Немного тесно в талии, более-менее нормально на груди, делая скидку на собранную в складки ткань. Линии его тела просто немного прямее, чем у нее, полагает он.
Но это действует. Платье держит его, обвивается вокруг, окутывает незнакомыми фактурой и запахом - он почти напуган. Почти возбужден. Он не уверен, почему.
Он дает юбке упасть вокруг ног, задерживает дыхание от легкого прикосновения ткани к его собственной коже. Наконец, поворачивается к зеркалу и останавливается напротив того, кого встречает там.
Отражение пристально смотрит на него твердым, внимательным взглядом, изучая, стараясь увидеть насквозь. Глубже, глубже.
Кто он? Кто была она?
Он тянется к отражению, но натыкается на серебристый туман лет в зеркале. Дымка висит перед ним, между ним и - не только ответом, но и любой надлежащей формулировкой вопроса. Здесь есть что-то еще.
Он вздыхает, прижимая ладонь вплотную к стеклу, как будто может протолкнуть её прямо сквозь поверхность, сломать некий барьер.
Но есть только он и зеркало.
Возможно, это само по себе ответ, и он - всё, чем была она.
"Ха" - говорит он себе со вспышкой чего-то вроде невеселого смеха. Да, может быть, и так.
Сын ведьмы, во всём неправильный, столь же извращенный, как сама ведьма.
Но она сделала одну ошибку, которой он не совершит, - решает он, прищурившись. Она вступила в брак.
Следом он решает, что это - последний раз. Он не будет возвращаться в комнату, он не вернется к платьям.
Конечно, он ошибается. Они слишком захватывают его, слишком запутывают в себе - занимают больше места в его мыслях, чем он хотел бы.
Они играют с его разумом. Он лежит в постели и вспоминает ощущение от платья, которое надевал, и то, как оно выглядело на нем. И от этого напряженный, тугой шар предвкушения скручивается у него под ложечкой. Напоминание о том, что это полностью недопустимое поведение, только делает ощущение хуже - еще более острым.
Это могло бы заставить его отца ненавидеть его еще сильнее, если бы тот узнал. Это хорошо. Это замечательно. Почему бы и нет?
Возможно, это означает, что он болен. Он уже знал. Все всегда говорили ему об этом. Почему он должен продолжать спорить? Всё равно никто не верит, что он нормальный.
Он получает своеобразное удовлетворение от того, чтобы быть настолько испорченным, искаженным ублюдком, каким был всегда по словам отца. Он отказывается жалеть, и он отказывается прятаться.
Он выталкивает себя из постели в порыве злости и крадется к двери.
Он будет делать то, что ему нравится.
Он возвращается.